курьер.ru
Шрифт:
Господин Ли Ван Вэй привел пленницу в центр круга, подталкивая ее в спину. Она была босиком, костюм грязный, губы разбиты. Банки с горящим керосином переставили поближе; красные отсветы и черные тени прыгали по бесстрастным узкоглазым лицам.
Из-за спин китайцев в круг вошла женщина — стройная, европейского типа, одетая в некое подобие военной формы: высокие, но легкие ботинки, плотно сидящие на ноге; заправленные в них брюки цвета хаки с карманами на бедрах; такая же рубашка; кепи с длинным козырьком. Под военной рубашкой грудь казалась почти плоской. Талия была туго перехвачена офицерским ремнем, волосы зачесаны и собраны в «хвост». Лицо в резких тенях казалось напрочь лишенным возраста.
Женщина сделала широкий шаг левой ногой и, оттолкнувшись правой, уже в воздухе левой попыталась нанести китаянке длинный прямой удар в голову. Та увернулась и в низкой стойке «обезьяны» попробовала обойти противницу по кругу. Но европейская женщина с ходу вбила носок ботинка в гальку, швырнув вперед град камней. Пока китаянка прикрывала лицо руками, противница, развернувшись на левой ноге, правой стопой провела низкий горизонтальный удар китаянке в живот. «Неплохо — и с левой, и с правой. Это кто ж такая шустрая?»
Китаянка согнулась и отступила, тогда противница нанесла ей удар снизу вверх носком правой ноги в подбородок. Тут китаянке удалось перехватить удар, нырнув плечом под ногу противницы. Обе женщины свалились на берег, покатились. Они хватали друг друга за волосы, били головой о гальку, кусались, царапались. В полном молчании слышался только их тяжелый хрип. Кепи и разбитые черные очки и отлетели в сторону.
Никто их не разнимал, но было видно, что возбуждение постепенно охватывало мужчин. Некоторые положили ладони на «даньтян»[54]и закрыли глаза, переводя эротический импульс в энергию внутренней силы.
Наконец женщина в хаки нанесла китаянке удар локтем в грудь, после чего быстро перекатилась и вскочила на ноги. Не успев подняться, ее противница получила ногой в горло и, захрипев, повалилась навзничь, затылком на камни. Европейская женщина отвела ногу для добивающего удара, но неуверенно опустила ее, оглянувшись на Ши-фу. Тот стоял неподвижно, ни один мускул не дрогнул на лице, которое, сохраняя каменную бесстрастность, в мятущемся свете факелов казалось гримасничающей обезьяньей мордой.
Женщина снова приготовилась ударить и снова опустила ногу. Подняла тяжелый камень — и бросила его. «Да, куколка, не так-то это просто в первый раз!»
Господин Ли Ван Вэй громко щелкнул пальцами — вперед вышел Чен и, высоко подпрыгнув, опустил ноги на спину китаянке. Хруст позвонков, хрип, брызги крови изо рта, последние судороги — и все, конец. Чен сделал «котао» — глубокий китайский поклон — и вернулся на место, скрестив ноги в «лотосе».
— Ян гао шоу ди[55], — небрежно бросил Ши-фу, не глядя на победительницу, не сумевшую добить побежденную соперницу.
«Солдаты триады» стали подниматься, разминая ноги. К Андрею подошел Чен:
— Мы уезжаем, ты остаешься. Заберем вечером. Будь осторожнее.
Мертвую китаянку забросили на яхту, все молча разошлись по катерам и лодкам. Одновременно взревели моторы, спокойная вода в бухточке вспенилась, волны стали бить в берег. Суденышки, вытянувшись цепочкой, скрылись под невидимой в темноте аркой; звуки моторов ослабели, а потом и совсем исчезли в шуме никогда не спящего припортового моря.
Глава двадцать вторая
Европейская женщина по-прежнему сидела, опустив лицо. Андрей подошел к ней, положил руку на плечо:
— Здравствуй, Патриция. Молодец, хорошо билась.
Женщина резко повернула голову:
— Vafoutre!! (Пошел на х...! (фр.)).
Шинкарев понял. «Сама туда иди!»
Убрав руку с плеча Крысы, он сходил за камни по малой нужде, потом снял с головы бандану, разделся до трусов и растянулся на галечнике, закинув руки за голову. Ночной ветерок приятно обвевал тело. На чистом небе сияли южные звезды, перекрываясь зубчатом силуэтом окружающих скал. Вода в бухточке успокоилась, легкие волны с шорохом накатывали на берег; их голоса вплетались в мерный шумом внешнего прибоя. Странно, — в Андрее не было ни удивления, ни обиды, лишь небольшая взвинченность, время от времени переходившая в ироническая хмыканье. Что-то случилось с ним при налете на ресторан.
«И правда, что ли, скупнуться? Водичка-то, как парное молоко».
— Искупайся, — послышался спокойный голос Патриции. Андрей не отреагировал.
«А вот хрен те на рыло! Много их, посылать-то, охотников. Им только дай».
— Ну, извини! — Женский голос приблизился. Захрустели галькой шаги, теплая рука легла на лоб. — Извини!
— Не ожидал тебя увидеть.
— Я умею выживать. Помнишь, я тебе говорила?
— Да. А ты не добила ту женщину. И у тебя не будет черной тряпочки на голове.
— Не будет, — меланхолично согласилась Крыса.
— Это плохо.
— Ей хуже, — все так же меланхолично Патриция кивнула в сторону берега, где еще осталось пятно крови.
— Понятно. Ее убили, и тебя убьют?
— За что?! Я же не предала их. Просто не справилась. Будет новый бой, новая попытка.
— Когда?
— Когда представится случай. Думаешь, здесь каждую ночь такой цирк? Они люди занятые. Делают маленько экспорт-импорт. — Она спародировала китайский акцент в «инглише».
— Я уже понял. А зачем тебе все это?
— Тебе что-нибудь говорили Ши-фу или Чен?
— Нет.
— Тогда и я не буду.
— Дело хозяйское...
Андрей посмотрел на неподвижную темную воду:
— Раз Ши-фу, значит, ты чему-то учишься?
— Конечно, — ответила Патриция.
— Чему же? Тайцзи?
— Силе.
— Тебе нужна сила?
— В общем, да. Но не только... Не расспрашивай меня, ладно? Спроси лучше у Чена.
— Хорошо.
«И то верно. Оставят микрофончик под камешком, потом бритвой по горлу — и в колодец. С этих ухорезов станется».