Курьерская служба

Скоробогатов Андрей Валерьевич

Так вот о чём был тот удалённый фрагмент диалога на её восемнадцатилетие! Я мысленно похвалил двойника, уснувшего в моей голове: он не только выполнил обещание, удалил переписку и наверняка ни с кем не поделился этим сокровищем, но и сохранил его для меня. Причём удаления сообщений явно было недостаточно, чтобы их забыть. В голове буквально прозвенели фразы и слова, которые мой бедняга-реципиент наверняка прокручивал бессонными ночами.

“Мне тётушка подарила такое…”

“Нетъ, пожалуй, я не должна это вамъ посылать”

“Я могу вамъ доверять,

Эльдаръ Матвеевичъ?”

“Я такъ стесняюсь…”

“Теперь же мне можно делать такие фото, ведь такъ?”

“Мне кажется, у меня слишкомъ небольшие формы…”

“Дайте слово, что никому не перешлёте!”

Вот чертовка, подумал я. В тихом омуте, как известно, могут водиться черти. С другой стороны, желание раздеться и продемонстрировать своё тело мужчине иногда просыпается даже у самых приличных и кристально-чистых принцесс. Оставалось надеяться, что не было ещё кого-то, кому она скинула в тот вечер эту фотографию. Я был вполне уверен в себе и умел прогнать ненужную ревность, но не был уверен в своём реципиенте. Вполне возможно, что он нравился Нинель и задолго до меня, но был одним из нескольких.

Возникло острое желание расспросить об этом саму Нинель Кирилловну, но я пересилил себя. Сомневаться в том, что ты единственный, даже если это не совсем так — проявление слабости, а девушки это очень остро чувствуют. Вместо этого я написал.

“Нинель Кирилловна, чемъ занимаетесь? Я ходилъ сегодня на занятия по рукопашному бою. Усталъ как пёсъ”.

Ответ пришёл достаточно быстро.

“Вы герой! У насъ званый ужин, и папенька привёлъ мне очередного кавалера для знакомства… Из петербургскихъ родовъ. Не переживайте, Эльдаръ Матвеевичъ, онъ мне совершенно несимпатиченъ, къ тому же молчитъ и пялится на мою грудь”.

“Не удивительно, у вас великолепная грудь, Нинель Кирилловна. Знаете, я хотел написать, что у меня из головы не выходит то фото, что вы прислали мне в ваш день рождения”.

“О, это было ужасно, пошло и безумно, я тогда впервые попробовала что-то крепче вина… Мне так стыдно!”

“Бросьте, полно. Вы были на нём столь чисты и прекрасны, что я искренне жалею, что удалил его из памяти своих вычислительных устройств”

“Я вижу, как вы взволнованы, Эльдаръ Матвеевичъ — вы даже пишете съ ошибками, как простолюдинъ :-) Что до фото — я никогда не понимала, зачемъ юношамъ такъ нравится сохранять подобные фотографии?”

Проклятые твёрдые знаки, подумалось мне. Однако, флирт, похоже, зашёл нам обоим. Я решил усугубить накал и настрочил следующее сообщение, расставив “Ъ” в конце требуемых слов.

“Потому что это можетъ быть красивее любыхъ произведений искусствъ. Как в вашемъ случае. А также потому что фотографии в белье вызываютъ острое стремление избавить обладательницу от оного.”

Я нашёл на специальной панели редактора облизывающийся смайл и добавил в конце сообщения.

“Как и в моёмъ случае?”

“Несомненно”

“Дорогой Эльдаръ Матвеевичъ… Вы столь нетерпеливы. Вамъ придётся ждать этого очень долго. Я решила, что не буду выходить замужъ до того

момента, покуда не закончу высшее учебное заведение…”

Фраза показалась достаточно болезненной и выглядела как мягкий отказ. Я ничего не знал про местную статистику отношений до свадьбы среди дворян, но подозревал, что она ненулевая. А значит — это всего лишь отмазка. С другой стороны, опыт множества жизней подсказывал, что в восемнадцать лет девушки редко знают, чего на самом деле хотят, каким нормам собираются следовать и к чему стремятся.

А если включить в уравнение совершенно глупую игру “ближе — дальше”, когда парня то отпускают, то приближают к себе, то можно даже не пытаться объяснить действия мужской логикой. Так или иначе, она прямым текстом сказала про меня и про “замуж”, а значит — как минимум шанс есть, и какая-то картинка у неё в голове на моё счёт всё-таки имелась.

“Я бываю нетерпеливъ, но вы сомневаетесь въ моём умении ждать? И сомневаетесь в силе моей фантазии? Очень зря! Признайтесь, вамъ самой доставило удовольствие скинуть то фото мне, потому что это естественно, прекрасно, а ваше тело необычайно красиво и достойно того, чтобы показать мужчине, которому можно доверять. Мне понравилось ваше доверие, и я ни за что не нарушу его. Вы можете делиться подобными фотографиями и дальше… Напримеръ, прямо сейчас?“

Ответа не было слишком долго, и я подумал, что Нинель уже строчит гневное сообщение о том, что я перешёл все возможные границы, однако следующее письмо пришло без текста, но с вложением. Нинель Кирилловна стояла в уборной напротив зеркала, закрыв лицо телефоном так, что было видно только дужку очков. Её рука держала задранный вверх подол домашней толстовки, под которым был всё тот же кружевной лифчик. Следом пришла короткая строчка.

“Отошла отъ стола попудрить носикъ. После просмотра — удалить!”

“Отличный джемперъ. Вы ещё не ушли из уборной? Можете расстегнуть застёжку лифчика сзади, тамъ должна быть, так было бы интереснее”.

“Уже ушла! Вы удалили?”

“Я распечатаю фото и съемъ”, — пообещал я.

Возможно, стоило попытаться надавить, но я знал меру. Можно спугнуть. Маленькая победа мужского вуайеризма была мной одержана. После увиденного я вышел на крыльцо домика, чтобы охладить голову, которая, казалось, была раскалена. Музыка в домике Сида стала тише, а из приоткрытого окна доносились приглушённые женские стоны.

— Ну, отлично, — пробормотал я.

Вернулся домой и прочитал еще одно сообщение:

"Наконец-то они уехали, как я устала ходить в кофте по дому…"

"Вы бы предпочли ходить в костюме Евы, пока никто не видит?"

";-) отправляюсь спать, спокойной ночи, Эльдаръ Матвеевичъ"

"Можете представить, как я вамъ помогъ избавиться отъ лишней одежды. Спокойной ночи, сладкая Нинель Кирилловна. Письмо я удалилъ"

Про последнее я слукавил — письмо, конечно, отправилось из "Входящихъ" в корзину, но вот фотографию я на всякий случай сохранил в папку. Сам не знаю, зачем — это всё реципиент.