Курильская обойма
Шрифт:
Значит, офицер, командующий операцией? Но какой операцией? Что могут делать японцы на территории России? Той самой территории, которую они считают своей и страстно мечтают вернуть обратно. И что было в тяжелых ящиках? И почему неосторожность в обращении с этим ящиком вызвала такую реакцию?
Имей Роман меньше вопросов, он все равно не удержался бы от того, чтобы не наведаться к соседям. А при таком раскладе он просто не имел права этого не сделать. Пускай все, что он тут надумал, полная чепуха. Он готов это признать. Но только после того, как
Поэтому, как-то забыв о своем желании пообщаться с Наташей теснее, Роман решил пару-тройку часов поспать, а затем потихоньку сбегать к яхте. Дорогу он помнил хорошо, так что заблудиться не боялся. На все про все он отводил часа два, максимум три. Чтобы до света вернуться и еще маленько поспать.
Но, похоже, у Наташи имелись свои планы. Когда Паша, лежавший на кровати, пару раз довольно громко всхрапнул, она поднялась и, накинув на плечи одеяло, обратилась к Роману:
– Может, немного погуляем по берегу?
– С удовольствием, – отозвался Роман, оставляя уже обмятую и нагретую постель.
Александр проводил их долгим взглядом, но со своего места не поднялся. Более того, повернулся лицом к стене и натянул на голову одеяло. Умаялся, бедолага, целый день ходить за ними по пятам и благоразумно решил остаться дома.
«Вот и молодец, – мысленно похвалил его Роман, выскальзывая вслед за Наташей из палатки. – Детям и бородатым вулканологам давно пора баиньки».
Наташа, чуть похрустывая галькой, шла к воде. Ветер посвежел, по звездному небу поползли прозрачные облака. Лунная дорожка неподвижно, как нарисованная, лежала на черной поверхности океана.
«Красиво, – потягиваясь и удерживая зевок, подумал Роман. – Вот только луна мне ни к чему…»
Наташа остановилась, и Роман через несколько шагов догнал ее.
– Какие планы у нас на вечер? – спросил он, понижая голос.
– Разве не понятно, какие? – усмехнулась Наташа.
Она подняла лицо, и Роман прямо перед собой увидел ее мерцающие глаза.
Забыв обо всем на свете, он обнял ее и медленно поцеловал в губы. Наташа вдруг обхватила его обеими руками за шею и ответила так страстно, что у него перехватило дыхание.
– Пойдем в пещеру, – деловитым шепотом предложила она. – Там нам никто не помешает.
– Пойдем, – сказал Роман, почувствовавший себя как школьник, которого совращает учительница музыки.
Они молча и быстро прошли под скалой. Начался прилив, и проход был почти затоплен, но, прижимаясь к стене, они успели проскочить посуху на ту сторону скалы.
Миновав «площадку для гольфа», перелезли через кряж, прошли вдоль тихого ночью птичьего базара и наконец вышли к белому пляжу.
К этому времени от постоянного присутствия рядом Наташи, от тишины и лунного света, от предвкушения того, что его ждет, Роман настолько возбудился, что готов был повалить свою спутницу прямо на теплый песок, не дожидаясь, когда они доберутся до пещеры.
Но – он чувствовал – Наташе вряд ли понравится его юношеское нетерпение. Поэтому
Но здесь уж Роман не стал затягивать с прелюдией и сразу перешел к атаке. Судя по всему, Наташа испытывала схожие чувства, потому что при свете красного аварийного фонаря, который горел под потолком, она так яростно бросилась сдирать с него одежду, словно хотела разорвать ее в клочья.
Дальше было нечто невообразимое по необычности и силе ощущений. Озаренные красным светом, возбуждаемые обнаженными телами друг друга, стонами и острым запахом солярки, они бешено предались любви, используя то колышущиеся борта лодки, то полку для подводного снаряжения, то гладкий каменный пол, на который Наташа бросила свое одеяло.
Когда же наступил миг обоюдного оргазма и Наташа протяжно, по-звериному, закричала, содрогаясь в объятиях Романа, он на несколько бесконечных секунд выпал из реальности – настолько велико было испытанное им наслаждение.
«Ради этого стоило лететь на край света», – подумал он, когда сознание начало медленно возвращаться к нему.
Наташа не обманула его ожидания. Он знал, что никогда не забудет того, что здесь произошло.
Они устроились в надувной лодке, на сброшенной в нее одежде. Обнявшись и накрывшись одеялом, сладкая парочка отдыхала, тихо целуясь и лаская друг друга.
– Откуда у тебя этот шрам? – спросила Наташа, наткнувшись чуткими пальцами на рубец, пересекающий нижние ребра.
– Да… – нехотя отозвался Роман. – В детстве еще. Нырял, на корягу напоролся.
Этот рубец оставил кривой нож душмана, когда Роман только-только начал свою срочную службу в Афганистане. Его тогда спасла быстрота реакции. Чуть правее – и печенка развалилась бы надвое. Душману повезло меньше: секунду спустя штык-нож Романа воткнулся ему в горло. Это был первый человек, которого ему довелось убить на войне.
– А этот? – спросила Наташа, дотрагиваясь до круглого шрама под ключицей.
– Это в сарае… На гвоздь напоролся.
Это было пулевое ранение, полученное в Чечне. Пуля из «вальтера», выпущенная полевым командиром, которого приказано было взять живым, прошла навылет, задев только самый край легких. Роман через две недели был на ногах.
– А это? – Наташина блуждающая рука остановилась на правом бедре, где у Романа был шрам от второго пулевого ранения, гораздо более серьезного, чем первое. – На охоте кабан оставил?
– Точно, – сказал он, накрывая ее ладонь своей, чтобы остановить это не совсем приятное для него исследование. – Кабан. Во-от с такими клыками.
– Ты был на войне, – уверенно сказала Наташа. – Не надо меня обманывать, я не маленькая.
– Хорошо, – вздохнул Роман. – Я был на войне. Но это было так давно, что я уже не помню.
– И драться ты умеешь не по-уличному, – занятая своими мыслями, прошептала ему в ухо Наташа. – И нич-чего не боишься.
– Ну, это неправда, – возразил было Роман.