Куролесов и Матрос подключаются
Шрифт:
— Ты чего несёшь в узле-то, Натолий Фёдорыч? — спрашивала одна ворона Райка у Воруйноги. — Колбасу, что ли?
— Ага, Райка, колбасу варёную. Я её уж очень люблю. А ты чего несёшь?
— И я варёную. Потом баранки, пряники. Я это всё тоже очень люблю.
Другая ворона, Симка, в разговор не встревала, но тоже несла в узле баранки и колбасу варёную и, похоже, тоже всё это любила. Ещё она несла, прошу заметить, сумку, в которой была бутылка постного масла. Эту сумку ворона Симка для чего-то называла «ридикюльчик». В ней, кроме постного масла и пряников,
Так, любя колбасу варёную и баранки, они шли через лес и забот не знали.
Как вдруг заботы дали о себе знать.
Из кабаньих еловых кустов на дорогу выскочили два человека, один с наганом, а другой с дубинкою в руках.
— Стой! Руки вверх!
— Ой, батюшки-радетели! — заголосила ворона Райка.
— Не ори! — прикрикнул на неё Фомич и показал дубинку. — Чего в узлах? Колбаса?
— Колбаса, варёная, — испуганно пояснила Райка.
— А у тебя чего в портфеле? — сказал Фомич, щупая «ридикюльчик».
— Чего? — мрачно отвечала Симка. — Чего надо!
— А ну открой портфель, спекулянтка! Скорее открывай, а то сейчас пулю в лоб получишь.
И Васька с насморком погрозился наганом.
— Да на, смотри, грабитель, шелудивый пёс! Смотри!
И ворона Симка вынула бутылку постного масла, и Фомич сунул свой нос в «ридикюльчик». Он живо выхватил оттуда облитой пряник, сунул его в рот и принялся жевать, продолжая рыться в «ридикюльчике». Пряник был облеплен какими-то нитками и крошками. Фомичу приходилось отплёвываться: — Тьфу-тьфу…
Глава третья. Бутылка постного масла
Куролесов по-прежнему таился в траве.
— Появишься в крайнем случае, — сказал ему капитан.
— А какой же случай будет крайним? — спросил тогда Вася.
— Сам соображай.
И вот теперь Вася лежал и соображал, какой сейчас происходит случай? Вроде бы два негодяя отнимают колбасу у честных тружеников — явный крайний случай. Ну а вдруг потом будет ещё и другой случай, ещё крайнее?! Очень может быть. Если так уж твёрдо рассуждать, то за всяким крайним случаем обязательно лежит другой, ещё крайнее, и к нему обязательно надо готовиться, а то, если первый крайний случай тебя не возьмёт, следующий доконает.
Вася ясно видел, как ворона Симка открыла свой «ридикюльчик», как Фомич сунул туда нос, как зажевал пряник. Этот случай пока ещё не был крайним, жевание пряника — дело житейское.
— Ого! — сказал Фомич. — Тут и денежки имеются! Двадцатки! — И он вынул двадцатку из «ридикюльчика» и сунул в карман.
В этот самый момент послышался железный голос, который прозвучал в специальный звукоусилитель-мегафон-двадцать четыре:
— Это что за безобразие???
Слово «безобразие» в исполнении усилителя прозвучало особенно страшно — «безо-зобо-бара-зи-рази-азия»!
На дороге возник капитан Болдырев в полной милицейской форме с большим и тугим револьвером в руке.
— Вооружённый грабёж?! — грозно сказал он, строго ступая по дороге. — Бросай оружие! Вы окружены!
— Руки вверх! Бросай оружие! — закричал и Тараканов, выбираясь на дорогу из сосняка.
Фомич и Васька заоглядывались, ничего, кажется, не соображая.
— Двое сбоку! — закричал Фомич. — Наших нет!
И в этот момент Симка подняла в воздух бутылку постного масла и грянула Фомича по башке. Бутылка кокнулась, и Фомич пал на дорогу, безвольно дожёвывая пряник.
Васька с наганом стал нажимать курок, да что-то заело, выстрел никак не раздавался. Он явно забывал смазывать оружие. Воруйнога звучно хрякнул и ударил по нагану костылём.
— Взяли нас! Взяли нас, Фомич! — закричал Васька, падая на колени.
И тут их вправду взяли, и Вася Куролесов видел, как их повели, и слышал, как ворона Райка говорит:
— У меня тоже есть постное масло, да я достать не успела.
— Ты уж мне отлей хоть с четвертинку, картошку не на чем жарить, — ворчала Симка. — Я своим постным маслом вашу жизнь защищала.
«Пожалуй, дело кончено, — думал Куролесов. — Крайнего случая больше не представится. Надо выходить».
В кустах позади него хрустнула веточка. Вася оглянулся.
Глава четвёртая. Придирки капитана
— Запропастился! — сказал капитан. — Просто запропастился! Другого слова не подберёшь.
— Куда девался Вася? — тревожно шевелил усами Тараканов. — Куда запропастился?
Капитан нервничал, и в такие минуты его особенно начинали сердить усы Тараканова. Так и сейчас он прошёлся по кабинету и вдруг остановился возле усов.
— Пора, кстати, вернуться к разговору насчёт ваших усов, — сказал он. — Опять они были не к месту.
— Да как же так?
— А так. Мы с вами на дороге должны были появиться одновременно, а вы задержались на пять секунд.
— Да, наверно, часы…
— При чём здесь часы? Я сам видел, как вы зацепились усами за сосенку и выпутывали их пять секунд. Я нарочно засёк время. Да вон и сейчас в них ещё торчат сосновые иголки.
Усы старшины немного подёрнулись золотою смолой и смахивали издали на сосновую ветку, подсвеченную солнцем.
— Так это же нарочно, товарищ капитан, — оправдывался Тараканов. — Это же маскировка, военная хитрость…
— Сосновая ветвь в милицейской фуражке — дикое и тупое зрелище, — веско перебил его капитан.
Несколько секунд они молчали, и старшина виновато вынимал из усов иголки специальными щипчиками для колки сахара.
— Вы проверили, что курят задержанные?
— Проверил. «Памир» и «Астру». Папирос пятого класса нету.
— А ведь должны быть!