Куропатка и беременность
Шрифт:
В какой аэропорт она полетит сегодня? Чувствовала ли она когда-нибудь грусть, приезжая в этот аэропорт? Потому что мне было грустно. Каждый раз.
Я смотрела на работников, не отрывая взгляда от стекла, когда начали капать слезы.
Это было так чертовски знакомо. Это было так же, как в тот день, когда я улетала в Нью-Йорк.
Я снова сидела в синем виниловом кресле. Снова плакала в аэропорту Бозмена и смотрела на Боинг-737 с сердцем, разорванным на конфетти.
Моя рука нашла живот. Я прижала ее к нему, зажмурив глаза.
Совершала ли я огромную ошибку? Пожалею ли я об этом решении?
С Нью-Йорком у меня не было и тени сомнения. Да, я была опустошена и сломлена из-за Тобиаса, но, когда сотрудник на входе на посадку позвал меня, я выпрямилась, вытерла лицо и села в самолет.
Сегодняшние сомнения парализовали меня. Они держали меня прижатой к креслу, даже когда называли мое имя. Даже когда самолет выруливал по взлетно-посадочной полосе.
Даже когда он улетал без меня.
Глава 12
Тобиас
Карандаш в моей руке сломался пополам. Это был третий за утро. Графитовая линия на моем наброске сделала его непригодным для использования, поэтому я скомкал его в кулаке и выбросил в мусорное ведро.
— Черт возьми. — Я вскочил со стула и выбежал из офиса. Какой был смысл в работе? Я, блять, не мог сосредоточиться и был так напряжен, а мои канцелярские принадлежности стоили дорого.
Я снова проверил свой телефон. Евы не было два часа. Она, наверное, была в аэропорту, собиралась сесть на свой рейс. С ней все было в порядке? Этим утром она выглядела уставшей, разозленной и… обиженной.
Вот почему я никогда не хотел с ней ссориться. Потому что из-за этого я чувствовал, что вылезаю из кожи вон.
Я набрал ее имя в своем телефоне, мои пальцы зависли над клавиатурой, чтобы отправить ей сообщение. Но что я должен сказать? Прошу прощения? Да, я пытался сегодня утром.
Безопасного полета.
Напечатал я. Затем удалил.
Скучаю по тебе.
Типично. Удалить.
Останься.
Типично.
Удалить.
Было слишком поздно. После нашей ссоры я чуть не выставил ее за дверь. Кроме того, если она собиралась остаться, это должно было быть ее решение.
Может быть, это и к лучшему, что мы не увидимся пару месяцев. Может быть, к тому времени наши чувства не будут такими острыми. Она обоснуется в Лондоне и, возможно, начнет лучше представлять, сколько времени займет этот проект.
Мне просто нужно было подождать.
Мои руки сжались в кулаки. Месяцы? Ни за что. Я вывернул себя наизнанку всего за час. Как я смогу терпеть месяцы?
Дом, мое убежище, казался пустым этим утром. Скоро ее запах исчезнет. Я забуду, как выглядит, когда она сидит на острове. Я буду скучать по ней рядом со мной на диване во время просмотра фильмов «Холлмарк».
Действительно ли это место было домом, если мое сердце было на пути в Лондон?
До моего слуха донесся топот шагов на крыльце, за которым последовал звонок в дверь. Это Ева? Она вернулась? Я подлетел к двери и распахнул ее.
— Привет. — Мэддокс вздернул подбородок.
Мои плечи опустились.
— Привет.
— Надеялся, что я кто-то другой?
— Ева. — Я махнул ему рукой, приглашая войти. — Она уехала сегодня утром.
— В Лондон? — спросил он, расстегивая молнию на пальто.
— Да. — Я засунул руки в карманы, затем вытащил их. Провел ладонью по щеке, затем по волосам. Если не буду двигаться двигалась, мне казалось, что я взорвусь. — Что случилось?
— Просто зашел проведать тебя.
Я моргнул.
— Зачем?
Мэддокс усмехнулся.
— Затем что я твой брат. И, судя по всему, я пришел как раз вовремя. Продолжай так тереть бороду и тебе не придется беспокоиться о бритье.
— Хм? О. — Я убрал руку с подбородка. Она попала в мой карман и тут же вернулась обратно.
— Поговори со мной. — Мэддокс хлопнул меня рукой по плечу, потянув в сторону гостиной. Он подвел меня к стулу, а сам сел на край дивана. — Вы, ребята, говорили о ребенке?
— Да. — Я просидел целых пять секунд, прежде чем поднялся на ноги. — Мы поссорились прошлым вечером. Я сказал ей, что, по моему мнению, малыш должен жить здесь со мной, поскольку она путешествует.
Мэддокс съежился.
— Как все прошло?
— Не очень хорошо.
— Что она сказала, когда ты спросил ее, не хочет ли она остаться в Монтане?
— Я, э-э, не спрашивал.
— Что? Почему нет? — Он уставился на меня так, словно у меня выросло две головы.
— Потому что это сложно.
Он глубже вжался в диван, закинув руку на спинку.
— У меня есть время.
Я глубоко вздохнул.
— Я не хочу, чтобы она оставалась, потому что я попросил. Я хочу, чтобы она осталась, потому что она хочет остаться. Потому что она хочет меня.
— Это справедливо.
Я расхаживал вдоль камина, мое сердце колотилось где-то в горле. Хотела ли она меня? Может, и хотела до вчерашнего дня? Но после прошлого вечера…
— Она единственная, — признался я. — Всегда была такой.
— Ты не думаешь, что она чувствует то же самое?
— Я не знаю, — прошептал я. — Однажды, да, думал. Но потом я попросил ее выйти за меня замуж, и что ж… мы не женаты.
У Мэддокса отвисла челюсть.
— Подожди. Ты делал ей предложение? Когда?
— После выпускного.
— Мне никто этого не говорил.
— Потому что я никому не говорил. Ты первый, кому я рассказал. Это было, эм… унизительно.
— Могу себе представить. Но мы бы поняли. Мы были бы там.