Куропатка и беременность
Шрифт:
— Ну… в скучных, прямоугольных зданиях не так уж много того, что можно любить. Так что да, обычно некоторые выделяются, потому что мне нравятся люди.
— Ты поддерживаешь с ними связь?
— Не совсем. Тяжело после того, как я уезжаю. К тому времени, когда мы становимся друзьями, обычно наступает время, когда приходится снова переезжать. Поэтому мы отдаляемся друг от друга.
— Мне жаль.
Она пожала плечами, ковыряя вилкой в пенне (прим. ред.: пенне — макаронные изделия в виде трубочек со скошенными срезами длиной 3–5 см).
— Иногда бывает одиноко. Это моя единственная жалоба. Бывают дни, когда я чувствую себя как на острове. Но потом я звоню домой и разговариваю с Еленой или папой, и вспоминаю, что они всегда будут со мной.
— И я. У тебя всегда буду я.
Ее взгляд смягчился.
— Спасибо.
— Итак… перед звонком ты собиралась что-то сказать.
— О, просто я думала. Может быть, мы могли бы выбрать для тебя длинные выходные, чтобы ты приехал в Лондон. Если ты сможешь вырваться. Как только я приеду туда, я найду врача. Мы могли бы запланировать поездку на прием.
— Да. — Это была абсолютно разумная идея. Абсолютно, блять, разумная. Но это вывело меня из себя, и мои пальцы слишком сильно сжали вилку.
— И поездку сюда. Я могу совершить несколько поездок, пока мне еще можно будет путешествовать.
Пока какой-нибудь врач не запретит ей летать, и она не окажется за полмира отсюда. Кто знает, когда у нее начнутся роды? Кто отвезет ее в больницу? Кто будет рядом, чтобы убедиться, что она не поднимет ничего слишком тяжелого?
Я отпустил вилку, прежде чем согну металл и ударю кулаком по столешнице.
— Но ты будешь рожать ребенка здесь. Ты сказала, что твой проект продлится шесть-восемь месяцев, верно?
— Хм, может быть? Проект может… занять больше времени.
— Что? — отрезал я. Откуда, черт возьми, это взялось? Почему она не упомянула об этом ранее на этой неделе?
— Он может занять до года.
Я моргнул.
— Год?
Что случится, когда у нее начнутся схватки? Что, если это произойдет слишком быстро, и я не смогу приехать вовремя?
Я оттолкнулся от стула, проводя рукой по волосам, пока ходил по острову. Сидеть бок о бок не получалось. Мне нужно было посмотреть на ее лицо и убедиться, что я все правильно понял.
— Значит, ты собираешься рожать ребенка в Лондоне.
— Учитывая время, вероятно. Да. Я сомневаюсь, что мой врач захочет, чтобы я летела в Монтану во время третьего триместра.
— А что потом? Отпуск по беременности?
— Зависит от проекта. Мне нужно поговорить с моим боссом. Возможно, к этому моменту он захочет прислать кого-нибудь в помощь. Но если все пойдет хорошо, тогда я, возможно, смогу просто работать дома. Время от времени посещая стройку.
— Это вариант? Найти кого-нибудь другого для выполнения этой работы?
Она села прямее.
— Возможно. Но я бы предпочла не спрашивать.
— Как насчет того, чтобы найти работу поближе к Монтане?
— Опять же, я бы предпочла не спрашивать. Я хочу заняться лондонским проектом.
— Ты не будешь просить своего босса назначить тебя на работу в Америке. Но попросишь меня лететь к тебе, надеюсь, заранее, чтобы я смог поприсутствовать при рождении моего ребенка. И что потом? Ты получишь новое задание? Ты соберешь вещи и уедешь куда-нибудь еще?
— Я не знаю. — Она слезла со стула и принялась расхаживать по одной стороне островка, в то время как я делал то же самое с противоположной. — Я не знаю. Хорошо? Я только сейчас осознаю тот факт, что внутри меня растет человек. Я еще точно не решила, как собираюсь растить его или ее.
— Ты не можешь.
Она ахнула, ее ноги остановились.
— Что?
— Это все не может быть той жизнью, которую ты хочешь для нашего ребенка. Путешествовать повсюду. Перетаскивать его из школы в школу.
— Я не хочу этого.
— Значит, ты уволишься с работы?
— Я не знаю. — Она всплеснула руками. — Мне обязательно отвечать сегодня?
— Нет, но, черт возьми, было бы неплохо, если бы ты выбрала направление. Я должен знать, о чем ты думаешь. Я должен знать, чем ты собираешься пожертвовать. Я должен знать, что ты не будешь такой, как твоя мать. — Я пожалел об этих словах в тот момент, когда сказал их. Блять.
Ева ахнула.
— Я не могу поверить, что ты только что сказал мне это. Почему все наши разговоры были о моих жертвах? А как насчет тебя?
— Меня? — Я указал на свою грудь. — У меня постоянная работа. Я возглавляю компанию моего отца. У меня есть дом. Гребаный адрес. Ты действительно думаешь, что я собираюсь отказаться от этого? Мы оба знаем, что правильное место для взросления этого ребенка — здесь. Со мной.
Глаза Евы расширились. Ее рот приоткрылся.
— Что?
— В этом есть смысл. Если ты сохранишь свою работу, то ребенок должен жить здесь.
Весь воздух покинул комнату. Единственным звуком было биение моего сердца. Ева уставилась на меня, и мой самый большой страх ожил.
В ее глазах не было ничего, кроме презрения. Ничего, кроме обиды.
Она ненавидела меня.
И если в моем сердце и остался кусочек, который она не разбила в первый раз, он разбился вдребезги в этот самый момент.
За исключением того, что я даже не мог обвинить в этом ее. Это… это был на моей совести.
— Ультиматум, — прошептала она, ее глаза наполнились слезами. — Я не могу поверить, что ты только что выдвинул мне ультиматум. Знаешь, чего я хотела раньше? Что бы ты попросил меня остаться.
Мое сердце остановилось.
— Но ты этого не сделал. Ни тогда. Ни сейчас. Ты никогда не просил меня остаться. — И, судя по тону ее голоса, теперь было уже слишком поздно.
— Ты разбила мое гребаное сердце.
— Тогда, я думаю, сегодня вечером мы квиты. — Она с трудом сглотнула. — С Новым годом, Тобиас.
Звук хлопнувшей двери эхом разнесся по дому. Я застыл, обездвиженный болью.
Она ненавидела меня.
Честно говоря, сегодня вечером я в некотором роде сам себя ненавидел.