Куропатка и беременность
Шрифт:
Он будет задавать вопросы о ребенке. О том, как мы с Тобиасом собираемся справляться с родительскими обязанностями и буду ли я продолжать выполнять свою работу.
Если я собираюсь выдать ему серию «я не знаю», нам лучше сначала перекусить.
— Я подумала, мы могли бы пойти пообедать, — сказала я.
— Конечно. — Он потянулся за своей тростью, поднялся на ноги и помедлил, чтобы восстановить равновесие.
Мы остановились у кафе в городе, в котором я еще не была. Заняв свои места в кабинке, заказали суп и сэндвичи, затем пили воду в ожидании еды.
— Итак, ты снова уезжаешь, — сказал папа, поигрывая салфеткой.
— Ага. — Всегда было трудно покидать Монтану, но сегодня было скорее горько, чем сладко.
— Уже знаешь, когда сможешь ненадолго приехать домой в гости?
— Я пока не уверена. Может быть, через месяц или два? Как только доберусь туда и ознакомлюсь с работой, у меня появится план.
— И что ты строишь на этот раз?
— Фулфилмент-центр (прим. ред.: Фулфилмент-центр — это предприятие, содержащее большие складские помещения со спецтехникой, оборудованием, штатом, транспортом, автоматизированным учетом и т. д.).
— А. — Он кивнул. — Большой?
— Не такой большой, как большинство. Логистика была сложной. И клиенты, э-э… привередливые. Но я готова принять вызов.
— Конечно, готова. — Он ухмыльнулся. — Моя девочка никогда не отступает перед вызовом.
Я поэтому переезжаю? Потому что слишком упряма, чтобы отступить? Или потому, что мне искренне нравится работа?
— Могу я спросить тебя кое-что о маме?
— Да. Я тебя слушаю. — Он кивнул, но в его плечах виднелось напряжение. Напряжение, которое я наблюдала всю свою жизнь, когда речь шла о маме.
— Как ты думаешь, я такая же, как она? — Это был вопрос, который я хотела задать много лет, но не осмеливалась.
— Ты имеешь в виду путешествия?
Я кивнула.
— Да.
— Нет, — усмехнулся он. — Ни в малейшей степени.
— П-правда? — Потому что, когда я смотрела в зеркало, я видела сходство.
— Ева, твоя мама путешествовала, чтобы сбежать от своей жизни. Возможно, из-за меня. Мы никогда не были друзьями. Я думаю, она рано поняла, что, когда она возвращалась домой, это был не ее дом, а мой. Мы не разговаривали. Не смеялись. Мы просто сосуществовали. И я ненавижу, что вы, девочки, заплатили цену за наше безразличие.
Мое сердце сжалось, не из-за нас, а из-за них. Я знала, каково это — быть влюбленным в своего лучшего друга. Чистое волшебство.
— Наверное, не стоит тебе этого говорить, но, когда тебе было два, мы говорили о разводе, — сказал он. — Мишель волновалась, что, если она не сможет возвращаться домой к вам с Еленой, вы полностью забудете о ней. Поэтому, мы договорились о нашем соглашении. Договорились продержаться, пока ты не выпустишься.
— Это, должно быть, было нелегко, — сказала я.
— У меня много накопившейся обиды на твою мать. Это было нелегко, и я думаю… Я думаю, она могла бы приложить больше усилий, чтобы быть дома. Быть частью вашей жизни. Вместо этого она совершала все поездки, которые ей предлагали. Она убегала от всего, что напоминало привязанность.
— Разве это не то, что я делаю? — в мой голос закралось чувство вины.
— Даже близко нет. — Он протянул здоровую руку через стол, накрыв мою ладонь своей. — Ты бежишь, бежишь, бежишь. Ты берешься за каждое задание, которое тебе бросают, и сминаешь его, как пустую банку из-под газировки, предназначенную для вторичной переработки. Но когда ты будешь готова остановиться, ты остановишься.
Была ли я готова остановиться? Это приближалось. Я чувствовала усталость, все большую и большую с каждым движением.
— Мама была здесь несколько дней назад, — призналась я.
— Я знаю, — пробормотал он. — Она приходила повидаться со мной.
— Что? Приходила? Я не знала, что вы поддерживаете связь.
— Не часто. Но когда она в городе, она заходит. Мы говорим о тебе. О Елене. Она узнает подробности о тебе, почти так же, как раньше, когда ты была моложе. Затем отправляется своей дорогой.
Знакомые. Вот так мама прожила свою жизнь, со знакомыми.
Он грустно улыбнулся мне.
— Долгое время я хотел, чтобы Мишель просто… любила нас. Любила меня. Но много лет назад я кое-что понял. Она не создана для глубокой любви. Это не в ее характере. Но в твоем это есть.
Я проглотила комок в горле, изо всех сил стараясь не расплакаться.
— Я надеюсь, ты прав.
— О, я прав. — Он взял ложку. — Как Тобиас?
Я покачала головой, издав сухой смешок. Хорошо сыграно, папа.
— Он хорошо. Мне, эм, на самом деле мне нужно сказать тебе кое-что важное.
— Вы двое снова вместе? — Было больно видеть надежду на его лице. Папа всегда любил Тобиаса.
— Нет. Мы не вместе. Но у нас, э-э… будет ребенок?
Папа моргнул. Вероятно, потому, что я произнесла это как вопрос. Его ложка звякнула по столу, выскользнув из руки.
— Я беременна. — Ура. — Сюрприз.
К тому времени, как я добралась до дома Тобиаса, я чувствовала себя так, словно пробежала марафон. Как и ожидалось, папа не стеснялся задавать вопросы. Он также не постеснялся сказать мне, что «я пока не уверена» и «мы со временем разберемся», это не настоящие ответы, когда дело касается младенца.
Я припарковалась на подъездной дорожке, а не в гараже, и вынула пульт из бардачка. Машина была не моя, просто арендованная. Завтра кто-нибудь из компании, занимающейся переездом, заберет ее со стоянки в аэропорту, и я не хотела забыть в ней пульт от гаража Тобиаса.
Снег падал белой пылью, когда я вошла внутрь, топая ботинками по коврику у двери. В доме пахло одеколоном Тобиаса. Один вдох, и мои плечи опустились.
Я буду скучать по этому запаху. Этот запах был как… дом.
До завтра.