Курортная зона
Шрифт:
— Слово для доклада…
— Лариса… Лариса… Лариса!.
Она не услышала, как ее зовут. Она это почувствовала. И поняла, что надо бежать на зов, даже не натягивая сброшенных туфель.
…А Нарик, увлеченный бюрократическими словопрениями, даже и не заметил, как она исчезла.
У темного запасного выхода из зала холодная костлявая рука стиснула ей рот, предупреждая все вопросы:
— Исчезни. Немедленно. Не вступая ни с кем к разговоры. Будь в бункере “А”. Затаись. Я тебя там найду. Выживи. Это нужно.
Так с Ларисой мог говорить и отдавать приказы только один человек. Старик.
— Почему? —
Почему.
— Истопник здесь, — прошелестел голос Старика и тут же исчез. Исчезла его ладонь, исчез любой намек на его недавнее присутствие.
Но зато все стало на свои места.
Ларису снова (в который уж раз!) хотят убить.
Но теперь это серьезно. Иначе Старик не стал бы утруждать себя предупреждением, справедливо полагая, что его ученица сама способна предчувствовать и предупреждать все малейшие посягательства на собственную жизнь.
Значит, действительно надо бежать.
И отсутствие туфель на шпильке — удача, а не помеха.
Прямо-таки чувствуешь себя Золушкой, вовремя слинявшей с бала. Только на балу резвились не принцы, а монстры.
…А она, оказывается, неплохо разбирается в хитросплетении коридоров и тупичков этого хилого дворца! И когда только успела! Или это включилось чувство самосохранения? И оно, оно, родимое, выводит Ларису на балкончик к пожарной двери. Вскрыть дверь, очутиться на таком же балкончик, но уже снаружи и спуститься-затеряться в палой листве окружающего дворец комбайностроителей хилого парка — дело мгновений, не минут. А дальше, бросив собственную машину на стоянке (нет гарантий, что она не заминирована), поймать доброхота-частника, умолить его свезти “несчастную-девушку-жертву-ревнивого-мужа” в некий заштатный городишко. На тайную квартиру, конспиративный, блин, бункер, который спасет вдруг ставшую такой ценной Ларисину жизнь!
Прощайте, комбайностроители! Вы славные ребята! И дворец у вас был славный, раз собрал под свои своды столько организованных убийц-профессионалов!
Лариса ломает два ногтя (когда их теперь снова нарастит Нарик?), но квелый замок на пожарной двери выдирает с мясом. И вонь застарелой олифы сменяет сквозняк вожделенной свободы.
— Larissa, mon ange, — говорит мадемуазель Шоффо и улыбается с лукавством истой уроженки какой-нибудь Шампани. — Я уже начала волноваться, полагая, что ошиблась в расчетах и вы не появитесь здесь. Но я не ошиблась.
— Je ne comprends pas… He понимаю. — Почему-то Ларисе начинает казаться, что сквозь тонкие колготки она ощущает пятками нарастающий жар железной решетки-пола пожарного балкончика. — Как вы здесь оказались? ило вам нужно?
…А пол пол но гг. ми Ларисы становился каким-то уж запредельно горячим. И боль, которую поначалу сдерживало изумленно, заявляла о себе сильнее и сильнее. Боль притупила внимание, и Лариса как-то упустила гот момент что французская шансонетка Щеголяет уже не в серебристо-бисерной бахроме, а в ладно льнущем к телу кожаном брючном костюме. И самое главное, говорит на русском языке безо всякого акцента:
— Моя сладкая Лара… Если я скажу тебе, что я — Истопник, это многое тебе объяснит?
И
Я горю.
Горю.
Го…
…Очаровательная девушка в кожаном костюме, заботливо придерживая за талию свою бесчувственную приятельницу, подошла к осыпанному осенней листвой “порше” и, бережно погрузив на заднее сиденье не подающую признаков жизни ношу, села за руль. Машина сорвалась с места и оставила за собой только вихрь из пожелтевшей листвы.
Скрученной, исковерканной, опаленной невидимым страшным пламенем, рассыпающейся пеплом листвы.
Глава пятая
КОКТЕЙЛЬ “ПЛАМЯ СО ЛЬДОМ”
…Похожий одновременно на дьявола и на аббата.
…Говорят, человек ощущает себя человеком, когда чувствует боль.
Она ощутила себя человеком, когда боль прекратилась. Исчезла. Милосердно растворилась в окружающей мгле. И дала сердцу сделать первый удар, а легким — первый вдох.
Она лежала, упиваясь этим богоподобным чувством — отсутствием боли, отсутствием даже самих мыслей о боли. И вдруг в это серафическое состояние вторглось нечто грубо земное и странно знакомое:
А я еще так заживу-у-у… Что все вы поймете — счастливей меня не бывало-о-о… У моего очага-а-а…И она вспомнила все. Все, что до сего момента было прочно скрыто покрывалом боли.
…Ты засветишься!
…Вдова Немова решила отомстить убийце мужа…
…Исчезни…
…Я тебя найду…
…Если я скажу тебе, что я — Истопник, это многое объяснит?..
Лариса открыла глаза и сначала подумала, что сошла с ума от боли — так близки были к ней ледяные капли созвездий и серебряно-синеватый серп молодой луны. Но потом она правильно оценила перспективу окружающего пространства и поняла, что лежит на кровати под потолком из цельного стекла. И видит настоящую ночь.
— Ты любишь молодую луну? — На кровать тихо присела та, что назвала себя Истопником.
— Да, — ответила Лариса и порадовалась тому, что голос ей повинуется.
— Я это знала. В нас много общего. Но об этом позже. Я принесла тебе выпить. Не бойся, это просто вода.
Лариса приникла к высокому темному бокалу, но удержать его в руках не смогла, и бокал, странно спружинив, упал с кровати и разбился с хрустальным звоном.
— Ты еще слаба. — Голос женщины, которую трудно было разглядеть в свете звезд, был насмешлив и мягок. — Я с тобой переусердствовала. Но зато теперь буду искупать свою вину достойным уходом и лечением. Отдыхай, Лариса.