Курсант: Назад в СССР 10
Шрифт:
— Похвально, — кивнул шеф, разглядывая мои каракули. — И когда накатать успел?
— Работаем, — пожал я плечами.
В дверь постучали, она чуть приоткрылась и выдала несмелое:
— Разрешите?
— Входите, — приободрил пока невидимого посетителя Горохов.
Внутрь протиснулся тот самый рядовой с кудряшками молодого Ильича, которого Лена чуть не «растоптала» во время своего театрального визита в УВД.
Только сейчас милиционер был одет по гражданке. Брюки немного коротковаты, а рубашка под горлышко застегнута.
— Здравия желаю, — рядовой мусолил в руках стопку бумажек.
— Привет, что хотел? — удивленно глянул на него Горохов.
— Тут, это самое… По вашим запросам пришли сведения. Вот… — постовой положил на стол следователя бумажки и сделал шаг назад.
Никита Егорович вскинул на него брови:
— Не понял? А каким макаром они к тебе попали? У тебя допуска к секретке даже нет.
— Я теперь сотрудник уголовного розыска, — гордо заявил паренек, расправив узкие плечи. — Перевелся. Приказ сегодня на селекторе зачитали.
— А, ясно, — снисходительно кивнул Горохов. — Сыщиком, значит, хочешь стать? Одобряю. Тебя, как молодого, теперь в качестве курьера используют?
— Мне не сложно.
— Спасибо, свободен.
— Ага, — кивнул новоиспеченный оперативник и смылся.
— Так-с… Посмотрим, — Горохов прищурился на бумажки, отставив их в руках на приличное расстояние.
Никак не хотел шеф очки носить, говорил, что они его старят и брутальность скрадывают. Делают его похожим не на следователя, а на профессоришку. Однако неудобства, кажется, начинали потихоньку перевешивать.
— Хм… — выдал шеф, пробегаясь глазами по бумагам. — Интересная петрушка получается. Савченко Борис Константинович, 1940-го года рождения, местный, оказывается, родился в Новоульяновске. Закончил восемь классов, другого образования нет. Срочную службу проходил не где-нибудь, а в ВДВ, больше никаких сведений о нем нет. Не учился, не работал… Как его еще за тунеядство не привлекли? Отбывал наказание в виде лишения свободы — за убийство. В драке ножом человека прирезал.
— Разрешите? — подал голос Катков. — У меня вопрос по ходу возник, где бы Савченко научился скальпелем или ножом так хирургически орудовать? Если он нигде не учился…
Никита Егорович развел руками, так что листки грустно зашуршали.
— Может, приписан был к госпиталю в армии, санитаром каким-нибудь, а числился десантником? — предположил Горохов. — Надо будет запрос через военкомат в военную часть сделать.
— Да, но санитарам ведь скальпели не доверяют. Максимум — унеси-подай.
— Тоже верно, задачка, однако… — поскреб лысинку Горохов, перевернув листок, а затем воскликнул. — Ого! Вот, есть зацепка! Товарищи, оказывается, у нашего маньяка есть сестра. Так, Андрей Григорьевич, пиши данные и адрес, она в городе проживает. Захарова Мария Константиновна, пятидесятого года рождения. Тридцать шесть ей, значит, сейчас. Возьми с собой Погодина и местных оперативников. Срочно проверьте адрес.
— Вдвоем справимся, — заверил я. — И потом, Сава не настолько глуп, чтобы залечь у родной сестры. Знает, что мы туда в первую очередь нагрянем. Да и, возможно, сестра сейчас его на работе. Адрес, конечно, проверим, но, боюсь, только дверь поцелуем.
— Соседей тогда опроси, выясни, где работает, чем живет, чем дышит, — распорядился Горохов. — Мне ли тебя учить.
— Это само собой.
— Ну, так что застыл? Вперед! Планерка закончена.
— Просто фамилия знакомая… — задумчиво пробормотал я. — Захарова… Блин! Точно. Вспомнил! Мария — это же по-простому Маша? Маша Захарова работает на фабрике музыкальных инструментов в бухгалтерии. Она была любовницей убитого Черпакова, хотя это и отрицает, говорит, что, мол, ухаживал просто человек.
— Ёшкин-матрёшкин! — воскликнул Горохов. — Вот так цепочка выстраивается. Хватай ее и в кабинет ко мне вези.
— Сделаем, у нее сейчас как раз рабочий день, на фабрике ее перехватим, но сначала, на всякий пожарный, квартиру проверить надо, вдруг Сава с головой не в ладах и все-таки там залег.
— Лады, действуй. Только будь аккуратнее. Маньяк вооружен.
— Здравствуйте, девочки, — я приветливо улыбнулся трем бабулькам, что сидели на лавочке возле подъезда и бросали голубям крошки.
— Ха! Нашел девочек! — всплеснула руками одна из них, самая бойкая, в цветастом платке и с козьей шалью на плечах (несмотря на жару, утеплилась). — Когда я девочкой была, ты еще лет пять, как на свет белый не появился.
Пенсионерка, однако, расплылась в улыбке, мой комплимент ей явно понравился.
— Я вот в тринадцатую квартиру хочу попасть, — раскрыл я корочки. — Там Маша Захарова живет. Знаете такую?
— А этот тоже из милиции? — кивнула собеседница на Федю, что топтался за моей спиной и давил в кулак смешки, сдерживаясь от слова «девочки».
— Тоже. Вы не смотрите, что он как дурачок хихикает, на самом деле он сотрудник серьезный и опытный.
— Не похож он на милиционера, — ткнула узловатым пальцем в Погодина бабуля. — Рожа какая-то хитрая, как у Жоржа Милославского. Или как у Машкиного хахаля.
— Не волнуйтесь, дамы, уверяю вас, Федор Сергеевич тоже капитан милиции. А про какого это хахаля вы сейчас упомянули?
— Да разве их всех упомнишь? — махнула рукой собеседница. — Машка — потаскуха, меняет их чаще, чем Семенишна участкового врача на дом вызывает. Да еще выбирает таких, вот чисто как твой дружок — морды у всех холеные и хитрые-прехитрые, будто пенсию мою задумали заграбастать.
Погодинское лицо обиженно вытянулось.
— Очень интересно, и часто к ней такие вот Милославские, — я кивнул на Федю, — в гости захаживают?
— Раньше часто, а сейчас Машка угомонилась немного. Думали, померла, а она просто в отпуск пошла и на работу не ходит, вот и не видно ее.
— Так ее сейчас дома нет?
— Как же нет? Есть, сегодня с утра в магазин ходила, я точно видела. Сказала, что за хлебом пошла, а сама банку икры и сервелат еще прикупила, через авоську-то все видно. Вот скажи мне, товарищ милиционер, откуда деньги у советского человека, чтобы икру и сервелат каждый день трескать? Не новый год же на улице. И где она в нашем городе такие продукты нашла? Вот проверьте ее и арестуйте.