Курсант: Назад в СССР 10
Шрифт:
— Езжай прямо, первый поворот налево, и аккурат упрешься в гаражи. Там увидишь, где народ копошится, спросишь Михалыча.
— Спасибо!
Проехали мы еще немного мимо распахнутых помещений, таящих в себе историю поколений — забитых старыми вещами, непонятными газетными вырезками и прочими ненужными семейными архивами, в виде старых фотоальбомов с обложками, обтянутыми бархатом, и давно остановившихся часов с маятником. Сломанные красивые часы не принято было выбрасывать, как, впрочем, и многое другое.
Как и было сказано, мы встали возле большого гаража на две машины, где кучковался народ. На пятачке
Ага… Вот и подпольное СТО.
Вышли с Федей из машины:
— Здрасьте всем, — приветливо махнул я пятерней. — Как мне Михалыча найти?
Вперед вышел бородатый дядька с руками сталевара, но сам ростом невелик, хоть и в плечах широк. Короткие ноги делали его похожим на гнома-рудокопа, только колпака не хватало. Ну, или молота на плече.
— Чего хотели, молодежь? — уставился он на нас, перебирая во рту дымящейся беломориной.
Его цепкий взгляд пробежался по машине, в поисках интресного изъяна, но ничего особо денежного не обнаружил и лишь усилил его скепсис.
— Андрей, — протянул я руку, «гном» пожал ее в ответ без видимого энтузиазма.
На «жирных» клиентов мы не походили. С таких ни талонов, ни дефицитных плюшек не срубишь.
— Тут такое дело, — я сдвинул кепку на затылок. — В таксопарке работаю, на испытательном сроке еще, вот машину поцарапал. Так надо бы подшаманить по-быстрому. А?
— У вас там свои в боксе мастера, — пожал плечами Михалыч, а я уже начал жалеть, что не погнул нашей «Волге» крыло, чтобы работы прибавить.
— Это понятно. Дело ясное, что дело темное.… Но, сам понимаешь, вернусь с повреждением — с меня вычтут, еще и запомнят грешок, мол, не успел работать начать, а уже машины царапаешь. Хочу в обход таксопарка все сделать, чтобы репутацию таксиста, как говорится, смолоду блюсти.
Михалыч обошел автомобиль, поморщился и ткнул пальцем в царапину:
— Эту, что ль?
— Ага, — кивнул я.
— Полтинник, — хмыкнул он.
— Сколько? — опешил я. — За царапину?..
— Тут краску придется смешивать, магазинная эмаль не годится, — снисходительно пояснил мастер. — А не нравится, езжай в другое место.
Я немного помялся, почесал в затылке для виду.
— Ладно, ладно, четвертак и по рукам.
— Сорок, не меньше.
— Слушай, у меня тетка в заготконторе работает, я тебе еще квиток подгоню, что ты макулатуру, типа, сдал. Целых сорок кг. Ты с ним книжки сможешь покупать. В «Кругозор» Дюма завезли, в обмен на квитки только и продают.
— На кой мне Дюма? — ухмыльнулся мастер.
— Не хочешь Дюма, там еще Лондон есть, Джек который.
— Я даже букварь не читал.
— Эх… Ладно, — я протянул руку для заключения договоренности. — Тридцать пять, больше нету.
Мастер картинно покачал головой — мол, что за люди пошли.
— Хрен с тобой, оставляй машину, вечером заберешь.
— Какой вечером? — возмутился я. — У меня смена горит, прямо сейчас делай. Я подожду, пока ты с ней воюешь. У меня вот и снаряды есть, — я распахнул дверь, на заднем сиденье поблескивали манящим янтарем пузатые трехлитрушки с запотевшими стенками в окружении челяди из серебристых от соли окушков.
Михалыч громко сглотнул, глазки его благостно засверкали:
— Так сразу бы и сказал, что тебе
Кроме Михалыча на пятачке терлись еще трое мужиков. Скучающие соседи пришли раздавать дельные советы мастеру, как лучше энту фиговину прикрепить к той хреновине.
Михалыч разогнал советчиков и поставил поврежденный жигуль между двух столбов. Растянули его как на дыбе… Поставил под поврежденную чашу фары профильную оправку, которую, очевидно, где-то сделал на заказ на заводе. После Михалыч взял в руки «волшебный» ударник, сделанный из половины гантели. Прицелился и точечно тюкнул в нужное место. Бам! И кузовная деталь с негромким хлопком восстановила исходную форму. Оставалось зашпатлевать и покрасить. Для этого тоже инструменты имелись. Краскопульт он явно спёр в таксопарке, видел я там сегодня такие же, а воздух нагнетался могучим компрессором производства завода «ЗИЛ».
Но пока сделали перерыв, на покурить и хлебнуть пивка, пока холодненькое.
Возле входа в гараж мигом вырос импровизированный стол из ящика с военными бирками на боку, судя по маркировке, в нем хранились противогазы. Ящик накрыли «Правдой», следом на ней откуда-то появилось сало, соленые огурцы с россыпью пупырышек, вареная картошка и свежие помидоры, сочные и сладкие на вид. Через тонкую кожицу, казалось, просвечивают кристаллы сахара.
Ну и самогон, конечно.
— Самогон без пива — два раза бегать, — авторитетно крякнул Михалыч, водружая на стол высокую бутыль, заткнутую куском скрученной и скомканной газеты. Поднял на меня глаза и кивнул, указав на лавки, которые мигом переместились к столу посредством добровольных помощников Михалыча. — Садись, таксист, обед, как-никак.
— Я на смене, крепкое нельзя… — развел я руками.
— Это тебе не водка паленая, а чистейший продукт, как слеза. Садись, говорю, иначе машину делать не буду. И друга своего зови.
Я еще немного поломался для виду и сел. Все пока по плану. Федя тоже пристроился на скамейку, возле типа в тельняшке и кирзачах.
Выпили, закусили. Снова выпили, шлифанули, закусили. Через полчаса мужики совсем раздобрели и стали дела насущные обсуждать, например, где распредвал жигулевский надыбать. Дескать, после окончания «ФИАТ»-овского периода распредвалы пошли полное гавно, и тут из песни слов не выкинешь. Начали выходить из строя поголовно. На улице Гагарина в магазине автозапчастей их днем с огнем не сыщешь, а вот на «бирже» (так они называли околоток за магазином) из-под полы их можно прикупить. Но чертовы барыги просят с десятикратной наценкой. Двести пятьдесят рублей вместо государственной цены всего в семнадцать рублей, причём распредвал продают без «рокеров» (то есть рычагов клапанов).
За разговорами никто не заметил, как к нам подтянулись еще гости. Пара человек из гаража напротив. И тоже не с пустыми руками. Как водится, с пузырем, груздями и золотистой головкой лука размером с переросший апельсин. Обед закономерно перетекал в душевное русло, как заявил Михалыч — не пьянки ради, а токмо дабы не отвыкать.
К вечеру подтянулся еще народ. Кто-то приволок магнитофон и врубил новую кассету с Цоем. Кого-то отправили в магазин за портвейном — бездонная бутыль Михалыча оказалась все-таки не бесконечной.