Курсант: Назад в СССР 7

Дамиров Рафаэль

Студент «слона» не заметил. Даже не понял, что я подъехал. Малахольный, блин. Я коротко нажал на клаксон.

Резкий отрывистый звук нарушил сонную безмятежность больничного дворика. Воробьи недовольно вспорхнули с газона. Сосны остались стоять на страже.

Студент тоже встрепенулся, подскочил с лавки. Повертел головой в поисках источника звука и поспешил в противоположную сторону, где только что припарковался какой-то «Москвич» цвета бледной поганки с помятыми, как стиральная доска, боками.

Маркс

твою Энгельс! Я схватился за голову. Он даже по звуку не определил, где моя машина. И потом — как можно перепутать черную красавицу «Волгу» с каким-то белым корытом?

Я вылез из машины и крикнул в спину студенту, что уже удалился шагов на двадцать:

— Гена! Я здесь.

Тот вздрогнул, резко обернулся. В его глазах на миг блеснула радость. Но она быстро исчезла под маской тревоги.

Студент засеменил ко мне, шмыгая носом. Слава Партии! Хоть меня узнал… Штирлиц хренов.

— Андрей Григорьевич, — парень торопливо сел в машину. — Что вы так кричите и сигналите? Весь роддом переполошите. Скорее, уезжайте со двора. Никто не должен видеть нас вместе.

— Я разве виноват, Геннадий, что наблюдательность у тебя, как у крота в норе. Даже перед собой ничего не видишь. Ты куда помчался-то? Я же тебе посигналил.

— Я думал, это вы на той машине приехали, — медик ткнул худым кривым пальцев в «Москвич».

— У меня, вообще-то, «Волга», — покачал я головой. — Разве ты не помнишь?

— Я в машинах не силен, — насупился практикант. — Вот из латыни что-нибудь спросите или фармацевтики. Я вам все расскажу.

— Мда-а, Гена. Тебе надо было не мужиком родитmся. Если в авто не разбираешься — по цветам запоминай, автомобиль мой черный. И большой. Запомнил? Что там у тебя приключилось? Зачем звал? Надеюсь, это важное. Ты меня вообще-то с совещания выдернул (я вспомнил, как собирался погонять чаю в кабинете, пожурить Погодина, чтобы не грыз пальцы, и заняться другими важными делами).

— У меня очень важная информация, Андрей Григорьевич. Вы мне дали вчера список убитых женщин. Так вот… Я думаю, что их прирезал один и тот же человек. То есть, маньяк у нас в городе завелся. Вот…

— И для этого ты меня выдернул? — хмыкнул я, а про себя подумал, что не вовремя он открыл Америку. — Уже обед, и в столовку городскую надо успеть, пока там блинчики с ливером не разобрали. Вкусные они, зараза…

— Мне страшно… — пробубнил практикант.

— Тебе-то чего бояться?

Он-то, вроде, не девица.

— Я чувствую, что этот страшный человек где-то рядом, — худощавый сглотнул и вытер лоб рукавом халата. — Ну, убийца…

— Почему?

— Я проверил женщин по фамилии и датам рождения. И представляете? Оказалось, что все они лежали в нашем роддоме. И всех их кесарили.

— А вот это уже интересно… — я даже передумал ругать практиканта и давать втыку по поводу недопустимости впредь отрыва меня от важных совещаний. — А чего ты боишься-то? Не пойму.

— А вот самое странное! Всех их оперировал один и тот же врач. Угадайте, кто?

— Неужели Гусев? — у меня челюсть отвисла.

— Он самый, — торжествовал Гена. — Борис Петрович кесарил.

— Ого, — присвистнул я. — молодец, Геннадий… Честно говоря, не ожидал. Но ведь он на пенсию ушёл, так? Значит, нечего тебе бояться.

— Так это еще не все, — Берг перешел на шёпот, хотя мы отъехали от территории роддома на приличное расстояние и приткнулись в прилегающем леске, вокруг ни души, только птички чирикают да кузнечики стрекочут. — Наблюдала их, ну, то есть, вела лечение у всех Резникова, его зам которая.

— Это та мегера, что сейчас завотделением стала?

— Она самая. Так вот… Эта Тамара Павловна меня видела, когда я журналы перебирал. Даже втыку дала, что без дела болтаюсь. Чувствую... Поняла она, зачем я в них рылся. Мне страшно, Андрей Григорьевич.

— Не волнуйся, Гена. Мало ли зачем ты там мог в журналах копошиться. Даже если и видела, все равно не поймет.

— В том-то и дело, что поймет, если откроет, — плаксиво хмыкнул студент. — я там пометочки напротив каждой фамилии карандашиком оставил.

— На хрена, Гена?

Тоже мне, агент. Ноль-ноль-птичка.

— По привычке. Люблю, чтобы все четко было. Хотел еще раз потом пробежаться глазами и перепроверить. Чтобы ошибку исключить. Я ведь, признаться, немного рассеянный.

— Балбес ты, Гена, а не рассеянный, — вздохнул я. — Ладно… На работе пока не появляйся. Позвонишь Тамаре Павловне из дома, скажешь, что заболел.

— Чем заболел?

— Ты же медик, вот и придумай что-нибудь.

— Она тоже врач, — замотал головой практикант. — Матерая баба. Ее так просто не проведешь. Она видела меня сегодня — вот он я, целый-здоровый. Точно не поверит…

— Ладно, скажешь, например, что мать заболела, надо присмотреть за ней.

— Нет у меня матери, — всхлипнул практикант. — И отца нет. Детдомовский я. Как сироте дали комнату в общежитии.

Я даже не удержался и развел руками. Засада, как специально. С размаху бросил кисти обратно на руль, и машина обиженно, отрывисто гуднула.

— Короче, Склифосовский. Щас едем в «Вино-Воды», берем тебе бутылку водки. Выпиваешь и звонишь пьяный Тамаре. Дескать, извините, товарищ Резникова, загулял я на обеде, товарища встретил. Пусть тебе прогул влепит. Даже если на собрании разберут недостойное поведение. Хрен с ним. Потом тебя реабилитируем. Накатаю по месту работы письмо, что, мол, это все оперативная разработка была, и Берг Геннадий… Как там тебя по отчеству?