Курсант: Назад в СССР 7
Шрифт:
Я не успел даже задуматься, стоит ли пересказывать во всех подробностях, как трудно его было взять, как получил новый вопрос в лоб:
— Как же ты так его упустить умудрился? — Горохов укоризненно покачал головой (мне показалось, что я вижу это даже на расстоянии). — Ты же опытный оперативник, Андрей. Целый лейтенант уже.
Что ж, придется обрисовать в некоторых деталях.
— Я дверь в квартире блокировал, а он наших раскидал и в окно сиганул. Второй этаж, но ему пофиг было. Там внизу тоже прикрывали отход мои люди, но сами представляете, на что способен бывалый
— Попытка к бегству, факт проживания в гостинице «Россия» в день убийства Дицони, душераздирающая записка дочери, — следователь задумчиво перечислял косвенные улики, словно взвешивал ценность каждой. — В принципе, этого хватит, чтобы предъявить обвинение. Но все равно шатко как-то… Нам бы его признание получить. Что он говорит?
— Отрицает все, зараза. Дескать, в Москву развеяться ездил после отсидки, про горе дочери узнал из записки, поплакал и успокоился. А то, что сбежать хотел — говорит, что испугался, что на него всех собак свесим. Мы же записку эту как раз нашли на обыске, он увидел это и в бега ударился.
— Вот-вот… Колоть его надо, Андрюша… Я скоро приеду. Может, Светлану Валерьевну подключим.
— Ее обязательно, — радостно кивнул я. — Но это еще не все... — Я выдержал паузу, нагоняя интригу. — Я же говорил, что при обыске две вещицы нашли.
— Не тяни уже, говори, Андрей Григорьевич.
— Мы там все перерыли и обнаружили в серванте, в вазочке, удостоверение убитого адвоката Слободчука. И корочки кровью перепачканы. По группе она совпадает с кровью убитого.
— Вот как? А вот это уже интересно…
— Да. Раньше считали, что адвоката прирезал сосед Лаптев. Электромонтер, который частенько выпивал между сменами и постоянно у Слободчука деньги стрелял. Так вот. Лаптев этот левша, хоть и переученный. Ударная рука у него все равно левая осталась. Я сам проверял. Назначили дополнительную медицинскую экспертизу, в выводах значится, что вероятно колото-резаная рана в области грудной клетки образована в результате удара правой рукой. Лаптева выпустили.
— Ну, допустим, только какой мотив у Березова убийства адвоката? Он скажет, что удостоверение ему подкинули. Ну или нашел на улице и подобрал.
Я даже уселся поудобнее и торжествующе проговорил:
— Не скажет. Мотив есть, я тут копнул глубже, и оказалось, что Слободчук выступал с иском против Березова, когда его за секцию в школьном подвале милиция прижала. На тренировке нос свернули одному из воспитанников. Так вот, его папаша из обкома и нанял адвоката, чтобы тот во все инстанции трубил, мол, незаконная эта секция, и нормы безопасности нарушаются. Если бы не адвокат, Березова, может, вообще бы не держали в КПЗ. А Слободчук шумиху поднял, резонанс раздул, как заказывали, особо не гнушался. Вообще добивался возбуждения уголовного дела по 219-й статье. То бишь «Незаконное обучение карате».
— Ага, все-таки мотив нарисовался! — не скрывая эмоций воскликнул следователь. — Получается, что Березов, когда освободился, нашел предсмертную записку дочери и решил отомстить? Первым пришил адвоката, которого винил в своем незаконном задержании. Ведь если бы не он, то отец, мог быть рядом с Олесей и не дать ей совершить чудовищную глупость.
— Совершенно верно.
— А потом, — продолжал раскручивать сюжет следователь, — Он отправился за Артурчиком. Личность артиста на слуху в Москве, по крайней мере, в определенных кругах. В принципе, легко было вычислить, где он проживал. Убил цыгана в «России», проститутку, что с ним кувыркалась, не тронул. Вопрос — почему?
— Скорее всего, понял, что она его не разглядела в темноте и не сможет внешность описать. Лишняя кровь ему ни к чему была.
— Тогда зачем этот гад убивал девушек в Зеленоярске?
А вот это действительно — вопрос.
— Вот это как раз самая большая нестыковочка, — признался я со вздохом, силясь натянуть хоть какой-нибудь мотив на эпизоды из убийств четырех женщин.
— Что между ними общего? У потерпевших? Выяснил?
— В том-то и дело, что ничего. Никакого отношения к Олесе, к Березову, к Дицони, вроде, не имеют… Такое ощущение, что убитый горем отец начал мстить, слетел с катушек, почувствовал вкус крови и покрошил невинных жертв уже просто впридачу. Чтобы другие отцы тоже страдали. Ведь убитые тоже чьи-то дочери. Так?
— Логично.
— Вот только первые два убийства женщин произошли до появления Дицони в Зеленоярске. Так что такая версия отпадает.
— Эх... Хорошая была версия, — Горохов замолчал, покряхтел. — А что делал артист в Зеленоярске?
— Это я тоже пока не выяснил, — напряженно отметил я.
Впрочем, выговаривать мне начальник не стал.
— Мне кажется, разгадка в этом. Я тут в Москве по своим каналам это попробую пробить, а ты там копай… Нужно во что бы то ни стало узнать причину визита столь высокого гостя из столицы в захолустье — и без всяких гастролей. Не отдыхать же он туда приехал? Что там такого интересного в окрестностях имеется?
— Абсолютно ничего. Обычный молодой рабочий городок. Из всех достопримечательностей только ГЭС. И то, далеко не самая большая в Союзе. Среднего пошиба, так сказать.
— Мда-а… Задачка. Ладно, благодарю за службу, Андрей Григорьевич. Работай дальше. Завтра доложишь. Я тут немного разгребусь и скоро к вам приеду. Этапировать Березова в Москву пока не будем. Можно, конечно, на этом дело Дицони закрыть, но уж хочется довести все до ума. Пока предъявить тренеру мы можем только два эпизода: Дицони и Слободчука. Чую, что остальные убийства — тоже его рук дело. Почерк так просто никуда не денешь.
Я бродил по ленинской комнате взад и вперед, словно зверь в клетке, и поглядывал в распахнутое окно.
— Что-ты мельтешишь, Андрюха? — Погодин развалился на потрескавшемся кресле из кожзама и дул на горячую кружку.
— Понимаешь, Федя, не дает мне покоя одна мысль, — задумчиво пробормотал я, меряя кабинет шагами. — Что общего между всеми убитыми, кроме порезов на животе? Ну ладно, адвокат и артист — их Березов винит в смерти дочери. Хотя сам этого не говорит. А остальные?