Курсантка с фермы. Имитация любви

Грин Агата

Мое вчерашнее исчезновение никого не удивило. Пока мы проходили тактику, за нами приглядывали хауми-охотники. Они же и сообщали, где лежит очередной «паралитик». Так, «паралитиков» оттаскивали к врачу, приводить в чувство, а баллы считались за отобранные «аксессуары» – инфо-браслет и ТПТ. Я так и не поняла, справилась ли наша команда с тактикой, или провалилась. Вальдола, морально уничтоженная после плена, не была способна нормально объясняться. Она стояла поодаль, уставившись в одну точку. Как рассказали парни, Ридд нашел Линду в одной из ловушек, но без «аксессуаров»

она считалась побежденной.

Я от самой себя не ожидала, что начну ее жалеть. Линда ужасно относилась ко мне в академии, настраивала против меня курсантов, но на практике она натаскала меня в приемах рукопашной и вела себя достойно. Может, она взяла меня в свою команду, чтобы убедиться, что я не пустышка, нечестным путем попавшая в группу разведчиков?

Если так, то ее мнение обо мне должно поменяться. Ну, посмотрим, что победит – ее орионская гордость или благоразумие.

Солд объявил, у кого сегодня «шестерочка», а у кого – тактика, а остальных отправил зарабатывать индивидуальные баллы.

«Никаких больше индивидуальных баллов, — решила я. — Посплю до обеда, а потом найду Ноури. Нужно извиниться перед котоидом». Поднявшись по лестнице, я встретила в коридоре Насупоню. Лицо веганца исказилось ужасом, он попятился, и исчез за поворотом, проявляя чудеса скорости.

«Даже двухметровые здоровяки начинают меня бояться. Это хорошо или плохо?»

Улыбнувшись, я вошла в номер. Он был завален цветами синих и нежно-розовых оттенков. Насупоня (а кто ж еще?) охапками разложил их на моей кровати, на полу возле, на столиках. Удушающий аромат ударил по рецепторам, вызвал легкую тошноту.

Нашлась и записка, где по-русски было написано:

Под цвет твоих глаз, под цвет твоих губ…

Видимо, мой романтизм скончался, добитый тренировками, практиками и центаврианами, потому что единственное, что я почувствовала, глядя на цветы – это раздражение. А еще мелькнула мысль о том, как убирать все это безобразие и куда. С чего альбинос решил, что мне так нравятся срезанные цветы? И почему он снова приказал их сюда натаскать? Неужели первый раз ничему не научил? А может, он надо мной издевается?

В номер вернулась Рэй.

— Ого.

— Ага, — кивнула я. — Помоги убрать все это.

Вдвоем мы в два счета собрали цветы, и, соорудив из моей простыни некое подобие мешка, свалили туда все цветы. «Мешок» оттащили к двери.

Рэй улыбнулась:

— Интересно, кто тебя так радует?

— Ты хотела сказать, расстраивает? — хмыкнула я. — В комнате дышать нечем.

Рэй покачала головой, не понимая, как можно не радоваться цветам, и открыла окно – проветрить комнату. Я же оставила запрос на уборку.

Конечно, на запрос явился Насупоня. Ему в обязанности вменялось следить за мной. О, сколько всего выражало его лицо под рыжим пушком! И покорность судьбе, и отчаяние, и желание сбежать…

— Блага вам. Заберите, пожалуйста, это, — я кивнула на цветы.

— Ну оставьте, — умоляюще протянул Насупоня.

—

Уберите. А дарителю скажите, что выкинули трупы.

— Какие трупы? — открыл рот веганец, и даже как будто покачнулся.

— Трупы цветов, — объяснила я. — Они росли себе на клумбах, радуя красотой и ароматами, жили, в общем. А их срезали с особой жестокостью, свалили одной грудой, и швырнули мне на кровать. Я росла на ферме и уважаю жизнь в любом проявлении. Мне неприятно, когда убивают цветы. Понимаете?

— Не, — честно ответил веганец.

— Ну ладно. Потом поймете. А пока заберите это.

Тяжело вздохнув, как человек, которому приходится иметь дело с психическими, Насупоня взял простынь-мешок за концы и поволок из комнаты. Когда он вышел, Рэй дала себе волю и рассмеялась:

— Трупы?

— Цветы убили, значит теперь это трупы. А тот, кто приказал их сюда притащить – убийца и извращенец.

Центаврианка рассмеялась еще звонче и беззаботнее. А я подошла к окну, с жадностью вдыхая свежий воздух, подставляясь под легкий ветерок, прилетевший с моря.

Рэй тоже постояла рядом, и когда ее смех затих, спросила:

— Не пойдешь зарабатывать баллы?

— Нет, хватит с меня. Сегодня я сплю!

Девушка тоже начала рассматривать сочную зелень за окном, но ее явно не природные красоты интересовали. Я не раз замечала, что центаврианка меня изучает, причем, точь в точь, как изучал поначалу Ниджер Экри – с недоумением и интересом.

«Сон откладывается», — подумала я тоскливо, когда Рэй вздохнула и отвернулась от окна ко мне.

— Я про тебя многое слышала. Беженка; единственная землянка на курсе; чемпионка абитуры; участница первой игры года; и… содержанка, которую в академию покровитель пристроил. Все твои успехи казались купленными. Я была очень недовольна, когда узнала, с кем меня заселили. Мне было противно дышать с тобой одним воздухом.

— И сейчас противно? — спросила я сухо.

— Нет. Все, что о тебе говорили, оказалось неправдой. Твое происхождение низко, но ты птица высокого полета. Я рада, что познакомилась с тобой.

«Только не задушевные разговоры, — простонала я про себя. — Только не это!» А центаврианка как раз именно на такой разговор и настроилась. Понятия не имею, с чего это вдруг она посчитала меня достойной своего светлейшего общества. Отвечать в том же духе («О, я тоже так рада знакомству с тобой!») я не стала, потому что лицемерных улыбок мне еще ночью хватило, когда Рис приходил извиняться.

В общем, мой лимит любезности был исчерпан.

– -- Помнишь, мы говорили о погибших родных? Знаешь, почему я никому из своих погибших родственников не желаю нирваны? Я ненавижу их. Они никогда не давали мне выбора. Вместе с фамилией «Арно» при рождении я получила обязанности, мужа и процессию. А мое детство? Строгий распорядок дня. Бесконечные занятия. Придирки к внешнему виду. И запреты, запреты, запреты… Я давно мечтаю покинуть Род, но смелости не хватает. Вот ты, Нина, Рэй с жаром ко мне обратилась, как решилась поступить на элитный факультет, где из младших только орионцы?