Курсанты Академии

Гаррисон Гарри

Луттс одарил Халстеда ослепительной улыбкой.

— Я бы не сказал лучше, сэр! Нет, через несколько дней мой противник признал результаты выборов.

— И все же, — не унимался Трамбалл, — на лице вашем явно отразилась какая-то неуверенность, стоило только мне затронуть эту тему. Мне, знаете ли, по долгу службы доводилось встречаться со многими политиками, и, как правило, они совсем не так болезненно реагировали на вопрос о каких-то там прошедших выборах. Что вас беспокоит, конгрессмен?

Ответа на вопрос сразу не последовало, а потому

вмешался Джеффри Эйвелон. Он обратился к лакею:

— Знаешь, Генри, думаю, пора подавать бренди. Приборы можешь убрать.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Генри. Лицо у него было совершенно непроницаемое и необычайно моложавое для мужчины под шестьдесят. И он ловко и споро принялся убирать со стола.

Когда, наконец, все тарелки и бокалы были убраны, заговорил Марио Гонзаго:

— Если вас действительно беспокоит что-то, конгрессмен, то вы попали по адресу. Наше маленькое сообщество прославилось тем, что всегда оказывало гостям посильную помощь. Причем по самым разным вопросам. Мы настоящие мастаки по части решения проблем.

— Настоящий мастер — это наш Генри, — еле слышно заметил Джеймс Дрейк. Он всегда говорил очень тихо, почти полушепотом.

— Ну… — начал было Луттс и снова умолк.

— Смелее, смелее! — настаивал Трамбалл. — Чего мы только за этим столом не слышали!

И конгрессмен начал снова, только на сей раз сделал заход с другой стороны.

— Как-то мне довелось прочесть один рассказ, где детектив пытается проанализировать случайно подслушанный разговор. И в результате раскрывает убийство.

— Вы, очевидно, имеете в виду "Прогулку длиной в девять миль" Гарри Кемельмана? — спросил Эммануэль Рубин. — О, это один из лучших в мире детективных рассказов!

— Ага! Заговорил наш писатель-детективщик! — заметил Джеймс Дрейк, прикуривая сигарету.

— Так вот, — продолжил Луттс, — и у меня в жизни произошло нечто подобное, хотя раскрытием тайн я никогда не занимался. Этот подслушанный разговор не дает мне покоя вот уже целых три месяца, со дня моей победы на выборах.

— Так расскажите же нам все по порядку, — сказал Марио Гонзаго.

Генри предложил присутствующим бренди, и конгрессмен начал свое повествование.

— Все выглядит довольно буднично и просто. Живу я, насколько вам известно, неподалеку от университета. И вот, в день выборов мы с женой встали пораньше и отправились на участок. До меня и раньше доходили слухи от организаторов моей компании и других людей, будто бы оппозиция утверждает, что я собираюсь подкупить избирателей. Говорили, будто бы мои люди обещали каждому из студентов колледжа по двадцать долларов только за то, чтобы они пришли и отдали мне свои голоса. О господи, ну прямо как в старые времена где-нибудь в Чикаго!..

— И что же, была в этих слухах хотя бы крупица правды? — осведомился Мэнни Рубин. Почесал свою жиденькую бороденку и отпил глоток бренди.

— Разумеется, нет! Я тут же велел своим людям проверить. И выяснилось, что все это липа, грязные

слухи, которые распускала оппозиция с целью дискредитировать меня. Но, разумеется, я в то утро все время думал об этом. И вот, моя жена остановилась поболтать с какой-то знакомой, а я пошел дальше, вперед. А позади шли двое молодых людей, по всей видимости, студенты старшего курса университета. И тут я услышал, как один из них говорит другому: "Многие выборщики заколачивают монету, юноши способ узнали — надо прийти". А тот, второй, рассмеялся и говорит: "Просто, как Гомэс".

— Ну и что же вы сделали, услышав эти слова? — спросил Дрейк. Наверное, тут же набросились на них?

Конгрессмен опустил глаза и отпил глоток бренди.

А потом, после паузы, сказал:

— Нет, не набросился. Вообще этот подслушанный разговор показался мне настолько странным, что я просто онемел. Ничего я не сделал. Зашел на участок вместе с женой, проголосовал. А потом все пытался увидеть в толпе этих двух молодых людей, но те словно сквозь землю провалились. И, разумеется, если б я победил с большим отрывом, то и не стал бы вспоминать об этом разговоре. Но победил я, насколько вам известно, с отрывом минимальным. Совсем маленьким.

И вот воспоминание об этой странной фразе с тех пор просто преследует меня. Неужели действительно имел место подкуп? Неужели студентам университета платили, чтоб они голосовали за меня?

— А вы уверены, что точно расслышали их слова? — спросил Роджер Халстед. — Может, вы как-то неправильно их поняли или ослышались?

— О нет, нет. Уверен, что было сказано именно так.

— "Многие выборщики заколачивают монету, юноши способ узнали — надо прийти"?

— Да. Именно.

— Что, по всей видимости, означает, что им давали деньги, чтоб повлиять на исход выборов.

— Но ведь они же сказали "многие выборщики", а не "многие студенты", уточнил Гонзаго. — Что очевидная ложь. Да все прекрасно знают, что даже в самом коррумпированном обществе большинство избирателей все же не берут денег за голосование.

— Но, может, в этом районе дело обстояло именно так, — возразил Трамбалл.

Мэнни Рубин поднял руку.

— А меня больше интересует вторая фраза в этом разговоре. Скажите, конгрессмен, вы совершенно твердо уверены, что второй студент сказал: "Просто, как Гомэс"?

— Да, уверен. Именно это он и сказал.

— А может, он сказал: "Просто, как у Холмса"?

— Ну, конечно! Как же может наш Мэнни обойтись без своего идеала, знаменитого Шерлока Холмса? — насмешливо фыркнул Трамбалл.

— Почему бы и нет?

— Хотите найти ответ в рассказах о Шерлоке Холмсе? Не найдете, потому что Конан Дойль никогда не писал о выборах. Речь в них по большей части идет о каких-то королевских особах, которым эти выборы были, как говорится, до лампочки!

Страсти стали накаляться, как это часто бывало на подобных встречах, пока шум голосов не перекрыл красивый и мощный баритон Эйвелона: