Курсанты. Путь к звёздам
Шрифт:
В этом городе двадцать лет назад мать Таранова училась в педагогическом институте имени Герцена, у нее остались прекрасные воспоминания юности, и она поддержала решение сына.
– Военным живется отлично. Зарплата большая. На пенсию выходят рано. А какая форма! Когда они идут по улице, все девочки заглядываются…
Марк давно мечтал стать военным в отличие от своего мечущегося соседа, с которым они иногда пересекались в одном дворе. Внук военного кавалериста очень хотел походить на отца – подполковника, командира зенитно-ракетного дивизиона, отслужившего двадцать лет в Волгоградских степях. Сыну во сне снился черный бархатный околыш фуражки ракетчика, а Таранову с детства нравились голубые погоны. Они ему импонировали, потому что единение неба и моря в цвете петлиц якорьком запали в душу юному художнику-романтику. А может быть потому, что он родился в авиационном гарнизоне.
Поглядывая на солдат обеспечения учебного процесса и старшекурсников, гражданские ребята понимали: форму, которую любит Марк, им предстоит носить все четыре года. Только потом, при распределении кому-то повезет (Таранов в такие минуты мечтательно закрывал глаза!), и он вольется в авиацию ПВО, а остальные уйдут в зенитно-ракетные или радиотехнические войска.
Отец Марка лично передал документы парней заместителю председателя приемной комиссии училища. С командирской четкостью и уверенностью, он убедительно доказал придирчивому и скрупулезному кадровику, что его парни с юга страны должны сдать испытательные экзамены в нынешнем году, и добросовестно дождался положительного решения. Не совсем «удачное» время рождения сына (семнадцать лет Марку исполнялось только в сентябре) с опозданием на пару дней документов Таранова оказались преодолимым препятствием, и земляки влились в одну многонациональную команду абитуриентов. В группе они быстро перезнакомилась со всеми, кто приехал в поселок Горелово Ленинградской области практически из каждой союзной республики. Это было не сложно: в молодые годы советская страна снимала напряжение общения ровесников стандартами поведения и типовыми планами обучения в школах. Всего два телевизионных канала, и центральная печать варьировали сходной информацией на всех языках народов Советского Союза. Однако в первые дни близкие отношения не складывались у большинства из абитуриентов. По незамысловатой формулировке младшего сержанта Бобрина: «Если в этом году поступит мой товарищ, то могу не поступить я!»
Один из тех, кто здесь был не впервые, рассказывал, как вышел на вторую попытку: «После школы я захотел поступить в ЛВВПУ ПВО. Отец одобрил, а этого для меня было достаточно. Поехал сам. Легко сдал экзамены, получив две четверки и пятерку. Думал, что все в порядке, но… неожиданно ввели бальную систему аттестатов. И я не добрал пол балла. Понимаю это, и принял бы, если бы ни еще одно НО. Со мной поступали три парня из Москвы, с которыми мы готовились вместе. Один получил две двойки и тройку, другой – одну двойку и две тройки, а третий – только тройки. Они поступили, а я – в пролете. У первого – дядя был маршал Савицкий, у второго папа – главный редактор журнала „Человек и закон“, третий папа – военный атташе в Венгрии. Этот жизненный урок я запомнил. На следующий год я, сын фронтовика, упертый телец, решил поступать из армии. И, теоретически, я обязан в этом году поступить!».
Не все принимали формулу Бобрина, в которую он и сам не очень верил, но дружеские ниточки между Марком, Семеном и Генкой стали расти именно в абитуре, а за годы курсантской службы переросли в крепкую мужскую дружбу.
Чаще всего камнем преткновения при поступлении в училище назывались экзамены по физической подготовке для «умных», и по математике – для «спортивных» ребят. Подавляющее большинство тех и других усердно занималось на перекладине, пытаясь выполнить нормативы, бегали кроссы на утренней зарядке, сидели с учебниками, штудируя вопросы предстоящего экзаменационного предмета. В это же время они стояли дневальными у тумбочки в пункте сбора, чистили картошку для обедов тысячной армии абитуриентов, бегали посыльными, выполняли наряды на работу, которые отменил Дисциплинарный Устав 1975 года. Некоторые юноши уже на этом этапе ясно понимали, что армия – не их дело, другие почувствовали непосильную нагрузку и пытались увильнуть, старались подальше спрятаться, «демонстративно сачковали», как говорил про них Генка.
Литература, география и физкультура не вызвали у Таранова проблем; по каждому предмету он получил отличные отметки, и к математике, от которой дрожал даже Марк – золотой медалист, готовился вскользь по простой причине – последний выпускной экзамен в школе он проходил по этому предмету три недели назад, а два года в физико-математическом классе и победы на городских олимпиадах служили хорошей базой для отличной сдачи. Ему больше приходилось помогать товарищам, рассказывая Генке дифференциалы и интегралы, чем самому заглядывать в основы геометрии или алгебры.
Гражданским персоналом в училище укомплектовывались все гуманитарные кафедры, на которых женщины, в основном бальзаковского возраста, преподавали курсантам иностранный язык и читали курсы русской, советской и зарубежной литературы. Все они, как на подбор, были незамужними, многие курили даже в процессе чтения своих лекций и на зачётах, и все безумно любили свой предмет. Много будущих отличников и командиров «пострадали за Лермонтова, Островского и Маяковского». Существовала легенда, что «литераторш» на экзамене, в случае получения неудобного билета, следовало «ввести в экстаз». Вошел в историю училища один из курсантов, который отвечал на вопрос по произведению А. Фурманова «Чапаев». В памяти, кроме одноименного художественного фильма, у него лежало только несколько стихотворений любимой девушке и басня Крылова «Стрекоза и муравей». Поэтому при ответе он вскочил из-за парты, взмахнул линейкой, как чапаевской шашкой, и уверенно закричал: «Василий Иванович в папахе и черной бурке скачет на белом коне! Громко зовет за собой бойцов командным голосом: «За мной! Слава революции! За мировой интернационал!» В экстаз он ввел своим ответом курсового офицера, а «литераторшу» – в слёзы. В результате оценку по литературе получил соответствующую.
В математике не командовала, а царствовала Тамара Максимовна Шульгина. Эту замечательную женщину любили все курсанты. Спокойная, высокая, чуть полная, отчего казалась царственно-величавой, напоминающей Екатерину Великую, она вызывала трепет у тех, кто дальше арифметики начальных классов ничего не знал, но верил в ее справедливость и рассудительность.
Таранов получил билет, сел готовиться, и в положенное время его пригласили к доске. Решать уравнения нестандартно, интересным путем его учил в школе Арон Израилевич Глузкатер – маэстро математики. Все его выпускники поступали в высшие учебные заведения страны с первого раза, причем на физико-математические факультеты. У него учиться – роскошь, которую мог себе позволить не каждый. Именно он и поставил ту тройку, что помешала Семену стать военным моряком. Но совсем другое дело – сдавать экзамен в военном училище. Шульгина с нескрываемым удивлением смотрела, как элементарную задачу можно решить с применением дифференциалов, о которых она будет рассказывать лишь во втором семестре. Она убрала очки на лоб, и внимательно посмотрела на самоуверенного мальчишку.
– Молодой человек, нельзя ли проще найти решение? – мило спросила она, чем поставила в тупик Таранова. Спокойный, но строгий вопрос предполагал, что Семен идет не тем путем, что от него ждут. Он стушевался. Просидел минут 10—15 в поисках верного решения, морщил лоб, напрягал память, но неправильный ход его мыслей в первой попытке существенно тормозил.
Тамара Максимовна не спешила, посмотрела его личное дело, посоветовалась с ответственным офицером, и пригласила повторить попытку. На все дополнительные вопросы Таранов отвечал достойно, со знанием дела. Она пытала абитуриента по программе института, так как быстро поняла его хорошую школьную подготовку, но также видела, как парень хромает в элементарных вещах. – Политработник обязан уметь не только подсчитывать личный состав, но и владеть элементарной математикой. На общем фоне поступающих я оцениваю вас «отлично», но за этот экзамен ставлю «хорошо». Ждите мандатной комиссии!
Таранову с единственной четверкой по математике жилось спокойнее большинства абитуриентов. С таким баллом, как у него, оказалось не много претендентов в гонке за проходным баллом. Элементарный подсчет, который проповедовала Шульгина, говорил, что ему и тройки хватило бы для прохождения к следующему этапу. Эта пропорция 3:4 в тот год почему-то встречалась часто. Выпускной аттестат в школе был в этом соотношении, вступительные экзамены в училище – тоже, даже количество знакомых абитуриентов, из числа тех, кто прорвался сквозь сито отбора, и поступил в этот год из его группы, составляло 0,75.
Глава III. Случайный я здесь человек
В бледно-голубом ленинградском небе бродили темно-серые кучевые облака, собирая огромными пригоршнями очередную непогоду. Высоко над головой шустрый стриж выписывал замысловатые геометрические фигуры в поиске своего обеденного счастья. Будущий курсант Ленинградского военно-политического училища зажмурил глаза и представил себя офицером войск ПВО страны.