Курский излом
Шрифт:
«Подлетая к линии фронта, — докладывал лейтенант Шакурский, единственный вернувшийся в 237-й шап на своем «ильюшине», — мы видели, что с запада на нашу территорию под прикрытием истребителей шли группы бомбардировщиков противника. К моменту подлета к аэродрому Основа, — в воздух поднялись истребители Me-109, которые атаковали наши самолеты парами и четверками. Атака велась по отставшим самолетам с задней полусферы одновременно сверху и снизу. На стоянках аэродрома мы застали только одну группу [294] на северо–восточной окраине аэродрома да несколько взлетавших самолетов»{225}.
Результаты ударов по всем намеченным объектам оказались далеки от ожидавшихся. Даже руководство Воронежского фронта, которое редко проявляло скромность в оценке потерь врага, в официальном документе на имя И. В. Сталина, в итоговом донесении за 5 июля, приводит
«2-я ВА. Действиями с утра 5.7 штурмовиков на аэродромах в Микояновке, Угрим, Померки уничтожено 34 самолета противника»{226}.
В то же время потери в самолетах советской стороны оказались очень тяжелыми, в отдельных полках — катастрофические. Из 14 Ил-2 266-й шад, работавших по аэродрому Померки, было потеряно 11. Из 18 штурмовиков 291-й шад, наносивших удар по Микояновскому аэродрому, где, кстати, находился и штаб 8-го авиакорпуса 4-го воздушного флота противника, вернулось только три самолета, еще два «ила» сели на вынужденную на своей территории. Как вспоминал ветеран 237-м шап 305-й шад генерал–майор Б. Г. Кандыбин, из 16 машин, вылетевших к Основе и Рогани, вернулся лишь один экипаж. Потери в летном составе оказались меньше, части пилотам удалось перетянуть через линию фронта, часть вывели к своим местные жители, некоторым удалось сесть вынужденно на аэродромах советских авиачастей.
Следует отметить, что столь значительный урон противник нанес в том числе и из–за отсутствия слаженности и взаимодействия экипажей штурмовиков с прикрывавшими их истребителями. В ряде случаев летчики–истребители при появлении противника попросту бросали на произвол судьбы своих товарищей и уходили, прекращая прикрывать экипажи «илов». Так, к примеру, произошло со штурмовиками 241-го шап 291-й шад, которые над районом Микояновки оставили без прикрытия группу истребителей 737-го иап той же дивизии.
Вполне объективную оценку этой неудавшейся операции наших авиаторов дал офицер Генштаба при штабе Воронежского фронта полковник М. Н. Костин, он считал, что наиболее целесообразно было бы использовать всю авиацию фронта против частей и соединений противника, находившихся на выжидательных позициях перед передним краем его обороны. Он подчеркнул, что
«авиационный удар наших ВВС по аэродромам противника не принес желаемых результатов, так как в это время авиация противника была уже в воздухе и на [295] аэродромах у противника были лишь испорченные самолеты и несколько запасных самолетов для восполнения потерь»{227}.
Таким образом, намеченные командованием Воронежского фронта и утвержденные Ставкой два крупномасштабных мероприятия, которыми Н. Ф. Ватутин рассчитывал ослабить ударную группировку ГА «Юг», — нанести ее соединениям существенный урон еще на исходных рубежах — не дали ожидаемого эффекта.
Оборона Черкасского — забытый подвиг
После захвата позиций БО и ПО гвардейских дивизий подготовка к утреннему наступлению соединений 48-го тк продолжалась согласно намеченному графику. В его журнале боевых действий отмечается:
«Корпус разворачивается ночью и намерен, согласно оперативного приказу, приступить к наступлению на вражеские позиции. Точное время будет сообщено дополнительно исходя из обстановки, так как из–за прошедшего дождя надо рассчитывать на появление тумана, который, вероятно, ухудшит видимость для артиллеристов.
8-й авиакорпус дает согласие на поддержку всех вводимых соединений с 7.00. Центр авиаударов на северо–западном фланге. В случае, если положение во 2-м тк СС потребует привлечения дополнительных соединений люфтваффе, то они согласны нанести особенно сильные удары перед дивизией «Великая Германия».
Полк «пантер» полностью подошел и ночью выдвинется к отрогу оврага севернее Мощеное. «Великая Германия» задействовала для этого штаб 10-й бригады, и он уже получил приказ. Полк «пантер» пока остается в подчинении корпуса, он введет его в бой в зависимости от ситуации.
22.30. 3-я тд докладывает, что полностью взять Герцовку, вероятно, удастся лишь утром»{228}.
Читая приведенную выше цитату, создается слишком оптимистичное и, скажу прямо, далекое от реальной действительности впечатление. Несмотря на захват командных высот перед передним краем гвардейских соединений 22-го гв. ск 6-й гв. А, подготовка к наступлению шла далеко не так гладко, как бы хотелось противнику. В этот момент три основных фактора заметно мешали проводить подтягивание сил и их развертывание.
К рассвету 5 июля окончательно овладеть позициями БО и ПО наших войск и выйти на запланированные исходные позиции перед рубежом 22-го гв. ск смогли лишь две вражеские дивизии: «Великая Германия» и 167-я пд. 11-я тд, хотя и начала переброску частей в отведенный ей район, однако расчистить проходы к переднему краю у Бутова собственными силами саперов в указанные сроки полностью так и не смогла. Основная причина прежняя — сопротивление подразделений 3/199-го гв. сп в южной части села и напеты советской авиации.
Серьезные трудности возникли при выдвижении бригады «пантер». Она не только не смогла своевременно подойти в указанный район, но и существенно осложнила выдвижение танкового полка «Великой Германии». Уже в течение марша начало выходить из строя по техническим причинам значительное количество боевых машин.
Еще в более сложном положении оказались дивизии левого крыла 48-го тк. 332-я пд в районе севернее Королевского леса и 3-я тд в Герцовке всю ночь вели очень тяжелые бои. И хотя штаб соединения генерал–лейтенанта Ф. Вестховена{229} [297] в 4.20 сообщил о полном захвате села, принципиально это уже ничего не решало. На марше его танковый полк, попав на минное поле и потеряв несколько машин, опоздал на целый час к началу наступления. Все дороги к переднему краю были забиты, в Герцовке у поврежденного моста образовалась пробка, которая задержала не только бронетехнику, которой предстояло вступать в сражение после артподготовки, но и артподразделения.
Полностью оказалось сорвано наступление и 332-й пд генерал–лейтенанта Шафера. Только в 8.15 ее штаб сообщил, что рабочие бараки захвачены и войска, наконец, вышли на исходные позиции. Дивизия приступает к подготовке атаки, которая намечена на 10.00.
Таким образом, уже на стадии сосредоточения перед наступлением хорошо отлаженная и проверенная несколькими месяцами подготовки система 4-й ТА начала давать сбои.
Далеко не так, как рассчитывали, прошла и артподготовка. Планировалось, что после захвата позиции БО и ПО 67-й гв. и 71-й гв. сд артиллерия ближе подойдет к переднему краю русских и получит более удобные НП. После чего артсредства всех трех дивизий корпуса в 4.00 откроют одновременно огонь по рубежу советской обороны перед фронтом дивизии «Великая Германия», где намечался главный прорыв, параллельно их должны были поддержать три корпусных дивизиона. Таким образом, на 3-километровый участок, помимо штатных орудий, одновременно должны были работать еще почти три два артполка. Но этот план был хорош лишь на бумаге. Выше отмечалось, что уже 4 июля на стадии выдвижения артчастей на новые огневые позиции все пошло наперекосяк. Не со всех НП просматривалась советская оборона, связь наладили с трудом, появились значительные потери среди командиров артчастей. После полуночи и на рассвете проблемы лишь усугубились. Опасность подрыва на оставленных русскими минах по обочинам дорог заставляла колонны артдивизионов двигаться строго по дорожной колее. Это привело к тому, что перед взорванными мостами в Герцовке образовался затор, из–за которого артиллерию 3-й тд, так же как и ее танкистов, не удалось вовремя в полном составе вывести на передовые позиции. Поэтому лишь отдельными подразделениями она участвовала в артподготовке перед атакой. Следовавший за 3-й тд корпусной минометный полк, по тем же причинам, около 7.00 лишь втягивался в село Зыбино, расположенное примерно в 15 км от передовой.