Курский излом
Шрифт:
В 6-й гв. А этот план был введен в действие во второй половине дня 4 июля. В момент атаки противника на боевое охранение 22-го гв. ск в штабе артиллерии шел сбор командующих артиллерией корпусов и дивизий. Исходя из складывавшейся ситуации, И. М. Чистяков отдал распоряжение командующему артиллерией армии генерал–майору Д. И. Турбину готовить подчиненные части к началу контрподготовки. На этом совещании и были поставлены задачи о готовности к открытию огня, указаны объекты контрподготовки каждой дивизии и резерву, определены ее продолжительность и количество боеприпасов — 0,5 боекомплекта.
Около 22.00 Н. Ф. Ватутин связался с
«…Согласно принятому решению в 22 ч. 30 м. 4 июля 1943 г. по условленному сигналу (выпуск свыше сотни цветных ракет) был произведен пятиминутный огневой налет по 17 районам сосредоточения танков и пехоты, 12 наиболее вредящим батареям, 17 наблюдательным пунктам и другим целям.
5 июля 1943 г. с 3 часов контрподготовка была продолжена и началась повторным огневым пятиминутным налетом по пунктам сосредоточения противника ур. Королевский, Бутово, Раково, Заготскот, Ближне — Ивановский, Ячнев Колодезь, [284] лес северо–западнее Покровка, северная окраина Белгород, ур. Сухой Верх.
После первого пятиминутного налета в течение пятнадцати минут велся методический огонь по этим районам.
Контрподготовка заканчивалась десятиминутным огневым налетом по пунктам сосредоточения танков и пехоты противника. Полки PC в период контрподготовки дали по три залпа по районам сосредоточения живой силы противника.
82-мм минометы вели огонь по траншеям противника, нанося потери живой силе в исходном положении, а 120-мм минометы — по исходным позициям пехоты противника за обратными скатами»{208}.
Уже после войны командующий 6-й гв. А так вспоминал об этом напряженном моменте:
«Из директивы Ставки уже знали, что в период 3–6 июля враг может перейти в наступление, и сообщение солдата было лишь тому подтверждением. Войска были приведены в полную боевую готовность. Командиры соединений заняли передовые наблюдательные пункты. Поскольку мы знали о дне начала наступления противника, было решено провести заранее спланированную артиллерийскую контрподготовку по районам сосредоточения ударных группировок гитлеровцев.
Когда отгремели орудия, у меня, да и у офицеров штаба возникло сомнение: принесет ли эта контрподготовка ожидаемый эффект? Правда, вслух этого не говорили, но каждый так думал…
Мучительно тянется время. Уже 5 часов 50 минут, а противник не наступает. Волнуемся. Звонит ВЧ. Слышу знакомый спокойный голос командующего:
— Иван Михайлович, почему противник не наступает на вашем участке? Скоро шесть, а по данным вашей разведки, он должен в пять…
Я молчу. Слов нет.
Николай Федорович продолжает:
— Не всыпали ли мы по пустому месту несколько вагонов боеприпасов? Тогда попадем мы с вами в историю военного искусства в качестве примера, как не надо проводить контрподготовку.
Убил он меня! Но в эту минуту я уловил отдаленный гул моторов и с облегчением закричал в трубку:
— Товарищ командующий, я слышу гул моторов! Танки! Вот и артиллерия заговорила!
— Ну, хорошо, желаю успеха»{209}. [285]
В столь же непростой ситуации оказался и генерал К. К. Рокоссовский, командующий соседним Центральным фронтом. Его войска также должны были открыть упреждающий огонь по изготовившемуся противнику. Однако, несмотря на собранную информацию разведкой и показания
«…Верить или не верить показаниям пленных? Если они говорят правду, то надо уже начинать запланированную нами артиллерийскую контрподготовку… Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Г. К. Жуков, который прибыл накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне»{210}.
Неопределенность в момент принятия решения на открытие огня и отсутствие полных, достоверных данных о результатах, которые так и не были опубликованы после войны ни у нас, ни на Западе, во многом повлияла на неоднозначную оценку этого этапа Курской битвы историками. В советской исторической литературе возобладала официальная точка зрения:
«Контрартподготовка застигла врага врасплох, нанесла ему значительный урон и спутала карты в решающий момент. Немцы вынуждены были перенести начало общего наступления на два часа».
В основе этого тезиса лежит отчет командования Воронежского фронта «Июльская оборонительная операция, проведенная Воронежским фронтом в период 4–23 июля 1943 г. на Белгородско — Курском направлении». Подготовлен он был «по горячим следам», в конце июля 1943 г. В 1975 г. вышла в свет книга воспоминаний И. М. Чистякова «Служим Отечеству», в которой полностью нашла свое подтверждение эта точка зрения. Кроме того, Иван Михайлович, непосредственный участник тех событий, для широкой аудитории достаточно интересно и ярко описал, как успешно была реализована задумка советского командования в полосе 6-й гв. А. Выдержки из этого издания уже цитировались выше, обратимся еще раз к нему:
«Только позже, когда мы перешли в наступление, в Томаровке, в Борисове и других населенных пунктах мы увидели тысячи березовых крестов над немецкими могилами, да и жители рассказывали нам, сколько им пришлось после этого удара свозить убитых фашистских солдат и офицеров.
Артиллерийская контрподготовка не только нанесла серьезный материальный урон фашистам, но и тяжело сказалась [286] на моральном состоянии их войск. Гитлеровское командование убедилось, что расчет на внезапность удара по нашей обороне сорван.
Многие фашистские офицеры и генералы считали, что артиллерийская контрподготовка была началом нашего наступления. Но все это мы узнали позже, а тогда, как я говорил, меня тревожило одно: перейдут они в наступление или нет? И вторая думка: а не ударили ли мы по пустому месту? Они же могли увести войска! Но я очень надеялся на точность данных разведки…»{211}
Можно понять генерала, который пытается обосновать свое решение, принятое под давлением обстоятельств и по приказу вышестоящего командования. Однако приводимые в подтверждение высоких потерь врага расплывчатые доводы не убеждают. Интересно, по каким это признакам местные жители при сборе трупов на поле боя определяли: погиб солдат или офицер от контрартподготовки или уже непосредственно в ходе боя? Особенно странным выглядит это утверждение, если учесть, что районы, которые подверглись обстрелу, располагались в зоне непосредственных боевых действий почти трое суток, и лишь после этого туда могли направить мирное население и похоронные команды.