Курумилла
Шрифт:
— Генерал, — заявил граф, стараясь быть сдержанным, — ваши слова чересчур суровы. С самого прибытия в Мексику я поступал так лояльно, что ваше отношение кажется мне очень несправедливым.
— Все это вздор, сеньор! — возбужденно вскричал генерал. — Французы любят льстить, когда нужно ввести в заблуждение. Но я сумею заставить вас говорить правду. Потрудитесь оставить свои увертки.
Граф выпрямился, щеки его покрылись лихорадочной бледностью. Надев шляпу, он негодующе посмотрел на генерала.
— Я ставлю вам на вид, дон Себастьян Гверреро, — сказал он, с трудом сдерживая свое волнение, — что вы не ответили на мой поклон и позволяете себе неуместные выражения в разговоре с дворянином не менее знатного происхождения, чем вы сами. Неужели этого требует та учтивость, которой так кичатся мексиканцы. Прошу вас, кабальеро, перейти прямо к делу и напрямик сказать мне, чего должны мы ждать от вашей вероломной политики.
На какое-то мгновение генерал совершенно опешил от этой резкой тирады, затем оправился и, приподняв свою шляпу, изящно поклонился графу.
— Извините меня, сеньор, — сказал он, до неузнаваемости меняя тон, — я искренне сожалею о своих словах, которые вырвались у меня почти против воли.
Граф презрительно улыбнулся.
— Я удовлетворен вашим извинением, мсье, — сказал он. При слове «извинение» генерал вздрогнул.
— Где вам будет угодно выслушать от меня распоряжения правительства?
— Здесь же, мсье, я не имею нужды ничего скрывать от своих товарищей.
Генерал, видимо озадаченный словами графа, слез с коня, дамы и офицеры, приехавшие вместе с ним, сделали то же самое. Только конвой генерала по-прежнему оставался на лошадях, высоко подняв оружие и тесно сомкнув ряды.
По приказанию дона Луи на двор вынесли столы, их сейчас же уставили всякого рода закусками, французские офицеры с самой изысканной любезностью пригласили гостей подкрепиться с дороги.
Генерал и граф расположились в креслах, поставленных у входа в церковь миссии, у стола, на котором была разложена бумага с чернилами и перьями.
Долго никто из них не прерывал молчания. Очевидно, ни тот, ни другой не хотели говорить первым. Наконец генерал решился начать беседу.
— О! — заметил он. — У вас с собой тут целая артиллерия.
— А раньше вы этого не знали, генерал?
— Я? Право, нет.
Затем он насмешливо добавил:
— Уж не хотите ли вы преследовать с этими орудиями апачей?
— До сих пор не собирался, генерал, — сухо ответил Луи, — я еще и сам не знаю, для какой цели может послужить мне эта артиллерия, но я убежден, что в случае нужды она сослужит хорошую службу.
— Это угроза? — резко спросил генерал.
— Незачем угрожать, когда есть возможность действовать, — откровенно сказал граф. — Но теперь не стоит на этом останавливаться; не угодно ли вам известить меня о намерениях вашего правительства.
— Они для вас очень благоприятны, сеньор.
— Прежде чем согласиться с вами, я должен узнать, в чем они заключаются.
— Вот послание, которое мне поручено передать в ваши руки.
— А-а! Вы привезли с собой послание?
— Да.
— Я слушаю вас, кабальеро.
— Это послание не заключает в себе ничего неприятного для вас.
— Я в этом убежден. Посмотрим, как думает поступить со мной ваше правительство.
— Мне кажется, сеньор, что намерения правительства довольно сносны.
— Потрудитесь сообщить их, генерал.
— Senor conde, я явился сюда с целью своим присутствием ослабить неприятное впечатление, которое могут произвести на вас правительственные предложения.
— А-а, — произнес граф, — мне делают предложение, иными словами, мне хотят поставить условие, ведь это ближе к истине, не так ли?
— О граф, граф, как неверно истолковали вы мои слова!
— Извините, генерал, я не умею говорить на льстивом испанском языке, но тем не менее считаю своим долгом поблагодарить вас за то, что вы взяли на себя тяжелую обязанность передать мне правительственные предложения.
Генерал пришел в некоторое смущение от насмешливою тона, с которым граф произнес свои последние слова.
— Я ставлю вас в известность, генерал, что мой отряд почти достиг рудников. Таким образом, то двусмысленна положение, в которое я поставлен, наносит существенный ущерб моим интересам. До сих пор мне не удалось получить определенного ответа от вашего правительства, хотя я неоднократно посылал своих уполномоченных.
— Я все понимаю. Полковник Флорес, приезжавший от вас несколько дней тому назад, должен был выразить вам сожаление от моего имени, я страдаю не меньше вас. К несчастью, долг принуждает меня волей-неволей подчиниться распоряжению правительства.
— Сочувствую, — иронически заметил граф, — вы должны очень тяготиться.
— Увы! — произнес генерал, не зная, как выйти из неловкого положения. В эту минуту он уже жалел, что не захватил с собой более значительного войскового отряда.
— Чтобы поскорее избавить вас от затруднительного положения, прошу все изложить мне без дальнейших околичностей.
— Гм! Но примите во внимание, что я не могу отвечать за действия своего правительства.
Не оставалось никакого сомнения — генерал боялся приступить к делу.
— Ну же, говорите.
— Вот что предлагает вам правительство: оно приказывает…
— О-о! Довольно резко сказано, — заметил Луи. Генерал пожал плечами — не ему принадлежит редакция этого предписания.
— Итак, — сказал граф, — нам приказывают?..
— Во-первых, отказаться от французской национальности…
— Простите, — остановил граф, опуская свою руку на руку генерала, — я вижу, что вам приказано передать такие предписания, которые касаются всех моих товарищей, и я считаю своим долгом пригласить их сюда и ознакомить с содержанием привезенной вами бумаги, ведь у вас с собой имеются официальные документы, не так ли?