Кусатель ворон
Шрифт:
Жохова посоветовала Жмуркину поискать смысла в своей пустой жизни, и они принялись привычно собачиться. Пятахин продолжал размышления о вкусах клещей, почему клещи предпочитают девиц особам мужского пола, а среди девиц особо ценят набожных.
– Это от тонкой душевной организации, – рассуждал Пятахин. – Если у тебя тонкая душевная организация, то и внешняя организация у тебя тоже тонкая. А значит, кусать тебя легче, а мясо под кожей ближе. Клопы это чувствуют и стремятся к самым сочным. Я же видел, как ты дергаешься, это тебя клопы кусают…
Пятахин
– Хотя, может, это и не клопы, – болтал Пятахин. – Точно, не клопы. Тебя, Жохова, клопы есть-то не будут, клоп, он аристократ в душе. Тебя, наверное, блохи жрут. Блохи как раз таких, как ты, любят…
Они мне наскучили, и я повернулся к остальным и увидел Снежану.
Снежана ни с того ни с сего, а может, взбодрившись земляникой, взялась стряпать рисовую кашу – объявила, что бабушка учила ее варить изумительную рисовую кашу с изюмом, изюма у нее, конечно, нет, но она по пути набрала можжевельника и сейчас сварит мега-еды, всем понравится. И сама сходила к ручейку за водой, сама развела костер и теперь помешивала в котелке деревянным черпалом, которое с чего-то вырезал из сосновой ветки Гаджиев.
Листвянко спал. Лежал, задвинув глаза кепкой, по-боксерски храпел и, кажется, был счастлив во сне.
Баторцы Рокотова и Герасимов смотрели в небо с воодушевлением.
Дитер рисовал. Поляну. Обычную поляну, безо всяких монстров, без косматых комет, предвещающих гибель и разорение, без японских призраков-юрэев, глядящих меж сосен, без обожравшихся батискафами Кракенов, без ламантинов-мутантов. С ягодами, с иван-чаем, с дятлами, с цветами, с солнцем.
Болен пристально разглядывал длинную стальную спицу, согнутую под прямым углом, кажется, он изготовил из подручных материалов лозоходческое устройство и думал, как его испытать.
Александра все ела землянику. Собирала в большую алюминиевую кружку, а потом залпом – раз. Как настоящий клубничный морс, сваренный где-то под Кобленцем. Жевала, закрыв глаза и как-то одурев, надо сказать ей, чтобы была осторожнее, нельзя погружаться в Россию с такой безоглядкой.
Лаурыч строил пирамидку из прутиков и достроил ее уже почти в метр, очень ловко это у него получалось, похоже, что у нашего Лаурыча идеальное чувство баланса.
Гаджиев, изготовив черпак, пребывал в невнятном состоянии, надел темные очки, и то ли спал, то ли нет, точно окаменел, сидел на кочке.
Жмуркин изучал карту, думал, жевал ромашку, шевелил носом.
– Вообще, конечно, путаное дело, – сказал он. – Вроде просто пройти… А не так что-то…
Он сунул карту мне. Родник был вроде как неподалеку. Вот жирная карандашная точка – большой камень, вот мы в трех километрах, вот ручеек, вот другой, вот холм, вот ключ.
А нету.
– Капанидзе сказал, что он нестабильный, – напомнил я. – То тут, то там прорезается. Бродячий. А здесь…
Я ткнул в карту.
– Здесь
– Ага, – кивнул Жмуркин. – Но мне кажется, что Капанидзе имел в виду другое. Ну, когда говорил, что ключ бродячий. Это такая мистическая проекция…
– Не, – перебил я. – Это не проекция, это по-настоящему. Такое случается. Вот если под землей есть, допустим, озеро, то оно может иметь несколько выходов на поверхность, в зависимости от погоды, от давления, от подземной механики, они могут то открываться, то закрываться, я читал…
– Может быть, – сказал Жмуркин. – Но тогда получается, что в карте смысла нет? Так?
Это он сказал уже совсем негромко.
Я кивнул:
– В карте, конечно, смысла нет. Во всяком случае, в этой. Надо попробовать найти другие карты и очертить ареал…
Жмуркин нарисовал в воздухе овал.
– В принципе местность-то невелика, – сказал я. – Если быть настойчивым, то шанс есть. Болен… То есть Кассиус, он же говорил, что там должен быть холм…
– Тут везде холмы, – поморщился Жмуркин. – Холмы, ручьи, овраги, за тысячу лет не разобраться…
– Ну да, – согласился я. – Трудно, конечно. А если… Найдем? Родник этот?
– Не знаю, – Жмуркин окончательно сжевал ромашку. – Напьемся воды, станем счастливыми. Ты же хочешь стать счастливым?
– Наверное.
– Я лично хочу, – сказал Жмуркин. – Не, я понимаю, что все это чушь… Но…
Жмуркин огляделся.
– Все равно делать нечего, – сказал он. – Хотя…
Он замолчал, оглядел полянку.
Хотя понятно. Срыв программы, мероприятие под угрозой, все такое. За это по головке не погладят.
– Да не расстраивайся ты, – попытался я успокоить Жмуркина. – Это даже интересней, чем Золотое кольцо. По нему все кому не лень ездят, а тут… Деревня задыхается без воды…
– Она же не задыхается, – возразил Жмуркин. – При чем здесь деревня?
– Мне тебя учить приходится, – сказал я печально. – До чего мы докатились, Жмуркин?
– Скопин, – поправил Жмуркин. – А вообще… У тебя что, идеи? При чем здесь вода-то?
– Да просто все, – сказал я. – Это не катастрофа, это остановка по просьбам трудящихся. Путешественники решили оказать волонтерскую помощь деревенским жителям. Была увеселительная прогулка, стала гуманитарная миссия. Спасти вымирающее село, полное страждущих стариков, женщин, детей. Это благородно.
– Да?
– Конечно. К тому же все немцы очень довольны, ты погляди.
Жмуркин поглядел, кивнул.
– Пожалуй, – сказал он. – Только…
– А потом, у нас форс-мажор, ничего нельзя поделать, – сказал я. – Автобус сломался, новый взять негде. Но, вместо того чтобы просто валять дурака, мы совершаем благородное дело. В духе гуманистических традиций Ренессанса. Так что успокойся.
Жмуркин кивнул.
– Не переживай, я в блоге все как надо оформлю. Потом, разумеется, сейчас ни связи, ни электричества.