Кусатель ворон
Шрифт:
– Там ведь деревня, да? – спросила Рокотова.
Мы все поглядели на Капанидзе.
– В прошлом году успели самолет пожарный вызвать… – растерянно сказал он. – Но тогда еще кабель не срезали, связь оставалась. Сейчас пожарных не вызвать и…
Капанидзе замолчал.
– Деревня сгорит, – закончил Пятахин.
– Деревня сгорит? – спросила у меня Александра.
А что я ей мог ответить?
– Лопаты захватим в деревне, – задумчиво сказал Жмуркин. – И вообще… Пожары надо тушить.
Первым побежал Герасимов.
И пахло тут дымом гораздо сильнее, он уже стелился по-над мхом, и было слышно, как вдалеке потрескивает.
– Туда! – указал Жмуркин указующей лопатой. – Вперед!
Я почувствовал радость. Настоящую радость, душевный подъем, вдохновенье, которое случается после счастливых солнечных снов. Усталость растаяла, ноги перестали болеть, спина распрямилась, все стало просто и понятно – вот огонь, вот лопата, вот друзья, мы вместе, и нас не удержать.
– Вон там! – крикнула Жохова. – Я вижу!
И мы тоже увидели – из-за сосен выглядывали огненные змейки и валил дым.
– Низовой, – определила Снежана. – Может, и успеем. Надо для начала канавку откопать противопожарную. Вон от той сосны – к этой. Давайте скорее. Глубина в пол-лопаты, ширина в две. Каждый берет по десять метров – вперед!
И Снежана показала пример – перехватила поудобнее лопату и принялась копать.
Мы растянулись в цепочку и принялись копать. Это оказалось не так просто – верхний слой дерна снимался легко, но под ним обнаруживались достаточно плотные и твердые корни, перерубались они плохо, каждый приходилось перебивать отдельным ударом, отбрасывать в сторону и только после этого срезать песок. Но дело двигалось – противопожарная полоса расширялась.
Огонь перебегал быстро, стаей рыжих лис, от дерева к дереву, шустро, так шустро, что даже страшно немного становилось. А я копал. Втыкал лопату в дерн, давил на плечо, отбрасывал. Давил – отбрасывал, давил – отбрасывал, ладони горели, в горле першило, и глаза слезились, но ничего. Ничего.
Копали. Все, кроме Капанидзе, ему не хватило лопаты, и он боролся с приближающимся костром оригинальным способом – зачерпывал песок горстями и швырял в огонь. Кстати, довольно метко швырял, с эффектом. От нашего труда, впрочем, тоже эффект имелся – минут через двадцать огонь дополз до прокопанной канавы и замер оранжевыми лоскутами по краю. Снежана улыбнулась. Вообще, оказалось, что канавка довольно действенная штука – огонь остановился. Получилось. Действительно, получилось, не зря в Снежане имелись эмчеэсовские корни.
– Все! – хлопнул
– За тебя, Пятак, обязательно…
И тут дунул ветер.
Как будто ниоткуда, выскочил, как из-под земли, и в две секунды вдохнул в пламя новую силу.
– Назад! – крикнул Жмуркин.
Мы отпрыгнули назад, огонь загудел и перешагнул через препятствие.
Снежана выругалась. Так громко и так непристойно, что удивился даже я.
Все еще можно было исправить – на новом месте пламя разгоралось медленно – затоптать можно, но ветер…
Загорелось хило, но сразу в сотне мест, мы кинулись тушить – бесполезно, ветер раздувал пламя, и сделать было ничего нельзя, и Снежана велела отходить, но мы еще некоторое время упорствовали, стараясь затоптать разгоравшиеся костры, до тех пор пока у Жоховой не запылали штаны.
Жохова растерялась, она остановилась и с испугом смотрела, как огонь поднимается по джинсам, до колена, выше…
Ап!
На Жохову наскочил Жмуркин, повалил и принялся хлопать по джинсам ладонями и валять Жохову по мху, и Жохова погасла. А дальше…
Дальше мы проиграли сражение. Как-то разом, вдруг. Очаги возгорания стали объединяться, острова сливались в архипелаги, а те в континенты, не успели всхлопнуть ушами, как вокруг был только огонь. Он еще не успел превратиться в настоящую стену, но до этого было недалеко. Мы стояли уже неровной цепочкой, работали лопатами – срезали дерн, отбрасывали за спину, подцепляли лопатой песок и швыряли его в пламя, но огонь наступал и наступал. Он уже развеселился и встал в полный рост, он глотал песок и даже не подмаргивал, с таким же успехом мы могли пытаться этот пожар заплевать или задуть.
Но мы все равно не останавливались. Все сделались похожи друг на друга, одежда пропиталась потом и пеплом, лица были одинаково перемазаны сажей – на них по-негритянски белели глаза и зубы, пот сбегал со лба ручейками и оставлял светлые полоски. Волосы слиплись в серую массу, похожую по цвету на цемент, одежда была прожжена в разных местах мелкими угольками, покрылась дырками, точно от множества пуль. У меня сорвались ставшие заживать мозоли, черенок лопаты покрылся разлапистыми кровавыми отпечатками, зато лезвие блестело, отполированное песком.
Я чувствовал… Какое-то упоение, что ли. Не знаю, это трудно объяснить. Остервенение. Я вдруг понял, что буду останавливать этот пожар до тех пор, пока не полопается кожа. Пока не смогу терпеть наступающий жар, пока не закипят мозги…
Лопата чиркнула по камню, острие подогнулось, я принялся выпрямлять ее каблуком, лопата не поддавалась, я пинал, стараясь разгладить металл. Я не заметил, как пожар обступил нас и справа и слева, мы оказались как бы в подкове. Стало жарко уже нереально и тут…