Кутузов
Шрифт:
Тут великий визирь приподнялся с подушек и повысил голос:
– Стыдитесь! Вы, кто обладает четвертью земной суши, воюете из-за нескольких вершков земли, которая вам не нужна. Я мог бы способствовать вашей гибели, продолжая жестокую и трудную для вас войну. Но я смотрю дальше вас. Спасая вас, мы спасаем самих себя. Если вы погибнете, то и мы сделаемся неизбежно жертвой Наполеона. И я хочу предотвратить это двойное несчастье...
«Меня страшит ум этого человека», – думал Ланжерон, слушая эту энергичную и умную речь.
– Без Испании, которая меня удивляет и которой я восхищаюсь, – продолжал Ахмед-паша, – вы бы уже целый год воевали с Францией. В Европе теперь только три государства остались самостоятельными – Англия, Россия и мы. Так соединимся мы, двое, против общего врага! Каждая капля крови, пролитая нами, будет для Наполеона каплей яда. Как вы не понимаете этого? Я вам отдаю Прут, и больше ничего. Прут или война! Наши жертвы огромны. А вы будете иметь четыре крепости и превосходную провинцию – Бессарабию. Вот условия мира. В остальных частностях мы легко сойдемся...
– Садитесь и запишите все слово в слово. Я отправлю это с депешей к государю, – сказал Кутузов, выслушав Ланжерона, вернувшегося из Рущука. – Вряд ли турки понимают, каким сокровищем владеют в лице Ахмед-паши. Вы увидите, он будет смещен, если с ним не произойдет ничего более худшего...
Мир с Портой был заключен за день до приезда в Бухарест адмирала Чичагова.
Турция уступала России в Европе Бессарабию; на Кавказе границы оставались в том виде, как они проходили до начала войны. Однако русские получали право пользоваться почти всем морским побережьем от устья Риона до Анапы и устроенными ими за время кампании укреплениями и складами. Сербии предоставлялась автономия под верховным управлением Порты.
12 мая Кутузов сдал армию Чичагову.
15
Прощаясь с войсками, Михаил Илларионович обратился к ним с последним приказом:
«Чего не превозмогли вы, дунайские воины, одушевленные послушанием и всесильною любовью к всемилостивейшему монарху? 60 тысяч надменных турецких войск под предводительством верховного визиря мечтают перенесть владычество свое в места, вашим мужеством и кровью приобретенные; но 12 тысяч из среды вашей смиряют их кичливость и обращают в бег. Сей удар блистательного оружия поразил силы многочисленных полчищ турецких, собранных из всех концов Оттоманской империи, до такой степени, что 28 августа в войне наступательной с силами превосходными не имел неприятель довольной твердости сделать какое-либо покушение на нас, спокойно расположенных по Дунаю; но и тут готовили вы ему новый удар. Кто не участвовал, тот с восторгом видел блистательный переход на правый берег Дуная, взятие и истребление императорского лагеря, трофей, пленных и необыкновенную добычу, храбрыми приобретенную. Наконец, взятие Туртукая, падение Силистрии со всею артиллериею поразили дух неприятельский до того, что оную, составленную некогда из отличнейших арнаутских войск и цареградских янычар, на сей стороне находившуюся стесненную армию, с предводителем ея, трехбунчужным пашою визирем Чапан-оглу, многими другими, с татарскими султанами, 56 пушками, храбростями и бедствиями утомленную, повергли вы к высочайшим стопам его императорского величества...
Расставаясь с здешнею армиею, справедливым долгом считаю главнейшую признательность засвидетельствовать г. г. корпусным начальникам, их же усердием, искусством и храбростию достигает воинство желаемой цели. Дружба их ко мне, иногда услаждая горькие минуты, нераздельные с трудами и беспокойством воинской осторожности в продолжение дней на биваках, способствовала к тем событиям, которые время оправдало.
Расставаясь с здешнею армиею, приношу чувствительнейшую благодарность мою всему вообще войску и за ту любовь, которая оградила меня употребить власть, высочайше мне предоставленную, к обращению кого-либо силою к своим обязанностям; но единственно на исходатайствование щедрот, всемилостивейше излияиных от высочайшей руки.
Воспоминание сего останется навсегда неизгладимым в сердце моем и будет сопровождать лучшие часы жизни моей, как я желаниями моими и мольбами ко Всевышнему сопровождал все действия Дунайской армии к достижению цели, мудро предназначенной вселюбезнейшим нашим государем императором, и к умножению славы ее.
Бухарест. 12 мая 1812 года».
Приказ был подписан всего за полтора месяца до того, как полчища Наполеона вторглись в Россию.
ЧАСТЬ IV
Глава перваяВОЖДЬ МНЕНИЕМ НАРОДНЫМ
1
Он снял все ордена и знаки отличия, скинул темно-зеленый с золотым шитьем генеральский мундир и в нательной рубахе грузно опустился на колени перед иконой.
Так вот куда вела его судьба! Так вот какое бремя взвалила она на старые его плечи! Все, что представлялось ему прежде – бывшей жизнью и строгим исполнением воинского долга, оказалось лишь подготовкой к тому, самому важному и единственному, на что предстояло решиться теперь!..
В струях ладана, в золотом мерцании бесчисленных окладов, среди тысяч зажженных свечей, под необъятным куполом Казанского собора двигались архиереи и дьяконы в фиолетовых и черных мантиях, с распущенными волосами и спускающимися на грудь волнистыми бородами; отворялись и затворялись в определенные службой мгновения золоченые двери...
Великая, страшная сила валит на Русь! Как во времена поганого Батыя...
Идут понаторевшие в искусстве убивать, отнимать, глумиться, насиловать отборные французские солдаты – хмурые санкюлоты и недавно еще пылкие роялисты, возведшие на эшафот собственного монарха, бывшие лавочники и трактирщики, крестьяне, позабывшие свой честный труд, отказавшиеся от республики и покорно склонившие голову перед узурпированной короной якобинцы. Идут не ведающие жалости наполеоновские ландскнехты, уже разграбившие Италию, Испанию, Швейцарию, Голландию, Германию, Пруссию, Австрию; идут, подгоняемые единственно ненасытной жаждой обогащения и новой наживы.
Идут, хоть и через силу, их союзники, угрозами и обманом вовлеченные французским вождем в свою многоплеменную рать. Идут цесарцы, униженные позором непрерывных поражений от Бонапарта. Идут итальянцы, неаполитанцы, испанцы, вестфальцы, баварцы, саксонцы. Идут поляки, жаждущие отмщения за все бывшие и мнимые обиды московитам. Идут пруссаки, тайно и глухо ненавидящие своего поработителя – Наполеона Великого...
Словно откуда-то издалека, словно слетая из-под купола огромного храма, доносились до Кутузова слова молитвы, которую читал соборный протоиерей Иоанн:
– Боже! Приидоша языци в достояние Твое, оскверниша храм святый Твой, положиша Иерусалим яко овощное хранилище, положиша трупия раб Твоих брашно птицам небесным, плоти преподобных Твоих зверем земным. Проляша кровь их яко воду окрест Иерусалима, и не бе погрябайяй. Быхом поношение соседом нашим, подражание и поругание сущим окрест нас. Доколе, Господи, прогневаиштася до конца? Разжжется яко огнь рвение твое? Пролей гнев Твой на языки, не знающие Тебя, и на царствия, яже имене Твоего не призваша, яко поедоша Иакова, и место его опустошиша...