Кувыр-коллегия
Шрифт:
— Но как объяснить такое?
— Не могу тебе сказать. Спроси у Лейбы Либмана. Придешь сегодня ко мне? Там будет и он.
— Сегодня не могу, Эрнест. У меня визит к Ивану Балакиреву запланирован. Немного поупражняюсь в русском языке. Да и обговорить многое стоит с ним.
— Балакирев отлично говорит и по-немецки. А ночью ты снова у Марии Дорио?
— Да. Она пожелала меня сегодня удивить.
— Смотри, как бы Франческо Арайя тебя не удивил. Палочными ударами своих лакеев.
— Это мы еще посмотрим.
— Найди себе русскую девушку, Петер.
— Нет. Пока Дорио ко мне благосклонна я её раб, Эрнест…..
Год 1735, май, 16 дня, Санкт-Петербург. Дом Ивана Балакирева.
Шут Иван Балакирев жил в Петербурге на широкую ногу. Дом его за Литейным двором был роскошен и хорошо известен. И был он роду знатного и даже знаменитого. Фамилия Бала-Кире в Рязани была известна еще с XV века. В XVII веке стали они именоваться Балакиревыми на русский манер. При царе Алексее Михайловиче, отце Петра Великого, один из рода Балакиревых числился стольником царским.
Сам Иван Алексеевич Балакирев службу начал в 1715 году и определен был в полк Преображенский. Но склонности к службе воинской не имел и потому в 1719 году его перевели в ездовые при жене Петра Екатерине Алексеевне.
И попал Ванька Балакирев в самую круговерть интриги любовной между императрицей Екатериной и молодым Виллимом Монсом, камергером двора императрицы. Он часто ввозил письма любовников и был свидетелем их свиданий.
И все складывалось для Балакирева хорошо, но он, однажды по пьяному делу, наболтал в трактире лишнего. И послухи* (*Послух — соглядатай) настрочили на него донос самому императору Петру Алексеевичу. Было сие в лето 1724-е.
Петр был взбешен изменой жены и приказал Балакирева арестовать. Дело было поручено молодому капитану Андрею Ушакову, и тот под пыткой вырвал у Балакирева признание.
Все дела Виллима Монса вскрылись. И он был казнен. А самого Ивана Балакирева приговорили к битью батогами и к ссылке в Рогервик на три года.
Но Петр Великий вскоре умер, и на престол взошла Екатерина I. Балакирева вернули из ссылки ко двору новой императрицы.
Но самый восход его карьеры пришелся на царствование Анны Ивановны….
Вот к этому человеку и отправился Пьетро Мира тем вечером. Шут принял его и усадил за роскошный стол, на котором было обилие вин и яств. Так в Италии и владетельные князья не каждый день едали.
Балакирев был высокого роста, как в России говорили, статей гвардейских, широкоплечий, могучий богатырь. В этом они с Мира были похожи. Они не были карлами или уродцами. Это были шуты особого рода.
— Садись и угощайся, Петро! Водку пьешь ли?
— Мошно, — по-русски произнес Мира.
— Можно, можно. А то вино какое питие? Государь Петр Великий токмо водку жаловал. И говори по-немецки.
— Но мне нушен практик!
— Ничего, язык русский, хотя и сложен, но со временем освоишь его. Давай по первой.
Они выпили по чарке водки.
— Видал тебя в деле, молодец. Видал. Далеко пойдешь при нашем дворе. Это я, Балакирев, говорю тебе. А я знаю, что говорю.
— У вас у русских странные обычаи, так не похожие на наши. И мне трудно вас понять, — по-немецки ответил Мира.
— Да все ты понял, парень. Не прибедняйся. Вон как карьера твоя при дворе поперла. И покровителя ты себе хорошего подобрал. Граф Бирен большую силу при дворе императрицы имеет. Но многие его падения жаждут. Слишком многие.
Они снова выпили.
— А кто твой покровитель при дворе? — напрямик спросил Мира.
— Много знать хочешь. Не такой пьяный Ванька Балакирев чтобы с двух чарок проболтаться. Да и перепить меня тебе не под силу. Или думаешь, что я тебе все свои тайны выскажу вот так просто?
— Нет. Я знаю, что дело имею с умным человеком. Да и не выведать тайны я пришел. Мне нужен союзник при кувыр коллегии. И я выбрал тебя.
— Меня? — усмехнулся Балкирев. — И кто тебя сказал, что я стану таким союзником?
— Да ведь я одинок при дворе среди шутов и группировок придворных. А граф Бирен, хоть и могучий покровитель, но окружение шутовское мне знать надлежит.
— Ты уже понял, что такое кувыр коллегия при дворе нашем, Петер? — спросил Балакирев, снова разливая водку. — Поняли ли какая сила в ней?
— Немного понял. Влияние на императрицу шуты большое имеют.
— Вот именно. При государе Петре Великом такого не было. Тот также шутовство любил, но не так как нынешняя государыня.
— А тебя, Иван, недавно палкой Рейнгольд Левенвольде побил. Так ли это?
— Побил. Меня многие бьют. На язык я не воздержан. Но Левенвольде я трепал и трепать своим языком буду. А спина моя крепкая и многое выдержит. Да и платил мне этот самый Рейнгольд чаще чем бил меня.
— Много ли чести языком его трепать? — усмехнулся Мира.
Они снова выпили. Балакирев понял, что этот новый шут пришел с чем-то конкретным.
— Неужели у тебя что-то иное на думке есть? Ты, я слыхал, кинжалом владеешь? И хорошо владеешь.
— Да. И не только кинжалом, но и шпагой. Но холодное оружие здесь не при чем. Сейчас мы своими шутовскими методами станем действовать.
— Говори, что задумал.
— Рейнгольд Левенвольде обер-шталмейтер двора её императорского величества жениться надумал. Знаешь ли про то?