Кувыр-коллегия
Шрифт:
— Кровопивцы из тайной канцелярии. Коли чего услышат, так сразу орать "слово и дело".
— Сколь человеков в подвалах замучили. Страсть, — проговорил солдат. — Я сам видал как эти слуги Диавола трупы в Неве топили.
— Кто того не видел. Звери чистые.
— Оно так.
— Сиди да не мели языком.
— И когда то кончиться? Когда вздохнем свободно?
— Тихо! Не дай бог услышат.
Между тем вновь прибывшие заказали водки и закусок. Они собирались сидеть
— Пришли мы в паршивое место, — прошептал один по-немецки.
— А в таком и можно узнать то чего нам с тобой надобно, — ответил на том же языке второй. — Здесь и работают люди Остермана. Они станут ругать Бирона. И слухи поползут по Петербургу.
— На нас все смотрят с подозрением, — прошептал первый.
— Думают что мы из тайной канцелярии. Люди Ушакова также не спят. Хотя они уже не так хватают на улицах и в кабаках людей. Время не то. Им нужно выждать как и всем сейчас.
— Думаешь? А я слыхал иное. Подвалы тайной канцелярии забиты до отказа. Ушаков по прежнему пытает людей по "слову и делу".
— Пытает, то правда. Но хватают не всех. При Анне не так было. Там за одно слово хватали. Нынче не так….
Через час выпито было достаточно и солдаты-ветераны решили потешиться мордобоем. И почесать свои кулаки они решили о фискалов.
— Эй! — один солдат подошел к столу. — Расскажи нам как Бирон завещание императрицы подделал. Что скажешь, фискал?
— Я с Бироном не кумился, — ответил тот. — И не фискал я вовсе.
— А кто ты есть? — спросил солдат.
— Я солдат полка ингерманладского абшидованный * (*Абшидованный — отставной) по ранению. И доносами не промышляю.
— Не промышляешь стало быть? А коли я тебе зубы выбью?
— А коли я тебе?
Началась драка. Дрались двое на двое и расквасили друг другу носы. После этого солдаты выпили вместе. И сели за один стол. Драка перешла в совместное распитие водки и поедание закусок.
— А коли он не фискал, то честный солдат! Он солдат и я солдат. Выпьем.
Выпили.
— Я противу Бирона стою. Пусть принц Антон будет при мальце-императоре.
— И то правда.
— Принц Антон? Да ты что? Ты знаешь, что сей Антошка обещался всех русских генералов в Неву покидать? А нам немчуру поставить? Ведаешь про то? Дурак!
— Откель знаешь?
— Да твой Антон Остермана слушает. А когда Остерман русского жалел?
— А по мне все одно, что Бирон, что принц Антон! Хрен редьки не слаще! Матушку Елизавету Петровну надобно на трон сажать!
— Верно! Долой немчуру! Виват Лизавета!
— Да ты не ори так! А то "слова и дела" дождешься.
— Сколь терпеть мочно? Русские мы али нет?
— И верно!
Снова выпили. И кричать стали громче. Больше в этой компании ничего не опасались. Они готовы были бросить вызов всему Петербургу…
Год 1740, октябрь, 21 дня. Санкт-Петербург. Тайная розыскных дел канцелярия.
Генерал Андрей Ушаков слушал своего секретаря Ивана Топильского. Тот докладывал, что сегодняшние заарестованные людишки лишь небольшая часть тех кого следовало взять в железа.
— Во всех кабаках Петербурга недовольные говорят во весь голос, ваше превосходительство. Всех не перехватаешь.
— И все против Бирона?
— Нет. И против семейства Брауншвейгского говорят. Мол принц Антон давно продался сам и Россию продал. Видать Либман своих людей в город послал говорить против принца Антона.
— Ты говори, да не заговаривайся, — оборвал его генерал. — Ты против кого говоришь! Либман человек регента!
— И что с того? Вы меня спрашиваете, а я отвечаю. Давеча взяли мы человека, а он имя Либмана назвал и грамотку нам показал. Пришлось его отпустить восвояси.
— И верно сделали, что отпустили. А чего говорил сей человек?
— Ругал принца Антона, да принцессу Анну Леопольдовну. И понял я, что Либман своих людишек по городу разослал, дабы они ненависть черни на семейство Брауншвейгское направили. Остерман же своих людей подговорил противу герцога Бирона толпу подзуживать.
— Да зачем сие? — спросил генерал. — Ведь герцог Бирон регент при малолетнем императоре Иване. А принц Антон отец Ивана. Нельзя им нынче ссориться.
— И я так думаю. Но сии немцы, что пауки в банке, ваше превосходительство.
Ушаков задумался. Будущее было непонятным. Сам Андрей Иванович привык, по-своему, честно выполнять свои обязанности и устои власти государственной охранял. Но вот теперь стало непонятно что есть сия власть, а что враждебно сей власти.
Бирон регент империи и правитель России. Но и принц Антон лицо не последнее. И вице-канцлер Остерман.
— Ты меня слушай, Ваня, — обратился Ушаков к Топильскому. — Мы с тобой разбираться в интригах и коньюктурах придворных не станем. Что будет далее одному богу известно.
— Одно могу сказать, Андрей Иваныч, Бирону долго не усидеть.
— Тихо. И здесь уши Либмана и герцога есть. Али на дыбу захотел?
— На кой мне дыба.
— Вот и помалкивай более, Ваня. А людей, особливо офицеров, что за принцессу Елизавету стоят трогать не стоит.
— Отпускать? — спросил Топильский.
— Не отпускать сразу. Коли "слово и дело" кричали то заарестовывать сих людишек стоит. Но затем выпускать их по-тихому, али давать бежать. Вон недавно сержанта семеновского пола Петьку Шувалова взяли. А он ведь при дворе Елизаветы трется. А коли она завтра императрицей станет? Сей сержант в генерала превратиться, али в обер-камергера. Вот и кумекай.