Кувыр-коллегия
Шрифт:
— Но ты правитель империи.
— Да. Хоть я и не совсем еще сие осознал, Пьетро. Кстати, а что намерен делать ты? Ведь Анна Леопольдовна готовит приказ о ликвидации кувыр коллегии. Она имеет на сие право, друг мой. Здесь я не могу ей помешать.
— Да теперь, когда нет государыни, мне не дорога сия служба, Эрнест. Со смертью Анны Ивановны шутовство престанет приносить доходы. А стало быть, какой в нем толк? Я бы хотел вернуться к музыке. Ты можешь это устроить?
— А что ты желаешь? Играть на скрипке
— Нет, — замотал головой Пьетро. — Только не в капелле у Франческо Арайя. Я бы мог создать свою капеллу. И Мария Дорио будет петь у меня.
— Вот как? Это возможно. Я буду твоим покровителем. Это будет капелла герцога Бирона.
— Спасибо тебе, Эрнест! Ты настоящий друг.
— Но это разве все чего ты желаешь? — спросил Бирон.
— А чего же еще, Эрнест? Я и так заработал в России достаточно крупную сумму денег. В Италии я буду очень богатым человеком. А музыка мое призвание. Наверное, даже большее чем шпага. Да и Мария желает снова петь. И я намерен предоставить ей такую возможность….
Год 1740, октябрь, 17 дня. Санкт-Петербург. Дом Пьетро Мира.
Пьетро вернулся домой к полудню. Мария ждала его. Она знала, что должен был просить Пьетро у Бирона в первый день его регентства.
— Что? — спросила она, когда он вошел. — Получилось?
— Да, Мария. У меня будет капелла! И ты снова станешь петь. Это будет личная капелла герцога.
Дорио бросилась к нему на шею:
— Пьетро! Арайя сдохнет от зависти! Я ему покажу какую певицу он потерял. Против герцога Бирона он не пойдет. Слишком сеньор Франческо труслив. Но не обманет ли твой Бирон? Капелла будет создана?
— Зачем ему обманывать меня? Я его друг, Мария. Да и совсем не дорогое это удовольствие — капелла.
— Вот как? Я думала что наоборот. Капелла сеньора Арайя обходилась императрице Анне дорого.
— Все относительно, Мария. Дорого обходилась России шутовская кувыр коллегия. А капелла Арайя и одной сотой тех денег не забрала из казны государства. А нынче кувыр коллегию ликвидируют. Да и мой друг и покровитель герцог Бирон богат несметно.
— Пьетро!
Она снова обняла его и поцеловала. Но радостная весть почему-то не рассеяла тревоги в её душе. Мира заметил эту нервозность любовницы и спросил:
— Ты не рада, Мария?
— Рада, Пьетро, но…. Но что-то меня тревожит. Мне пугает этот город без императрицы Анны. Ты не заметил, что он стал нам враждебен?
— Что за ерунда, Мария. Ничего не изменилось. Придворные кланялись Бирону до пола! Он теперь первая фигура в России. Но я хочу тебя не развлекать разговорами, любимая. Я хочу тебя любить.
Он подхватил Дорио на руки и понес в спальню. Если бы он мог знать, что тревога Марии была не напрасной…
Год 1740, октябрь, 18 дня. Санкт-Петербург. В покоях регента.
Его высочество регент 18 октября года 1740-го собрал министров у себя в покоях. Он с самого утра взялся за дела государства. Бирону хотелось во все вникнуть самому, дабы показать русским, что он не хуже ушедших монархов с сим делом управиться.
Явились князь Черкасский и Бестужев-Рюмин. Вице-канцлера Остермана не было. Из его дома прибыл секретарь и сообщил, что Андрей Иванович тяжело болен.
— Ну что же. Обойдемся и без него, — сказал герцог. — Мы с вами все сами обсудим, господа.
— Да не болен он, ваше высочество, — сказал Бестужев-Рюмин. — Ведь вчера только он ко двору Анны Леопольдовны таскался. Старый пройдоха.
— А я про сие знаю, — ответил Бирон. — Остерман желает выждать, удержусь ли я в кресле регента. Но сейчас меня интересует не вице-канцлер. Я бы хотел знать о состоянии дел в империи.
— Положение дел наших после войны с турками тяжелое, — начал Черкасский. — Многим армейским полкам жалование не плачено уже более года. И потому многих офицеров велела ещё государыня-матушка Анна Ивановна распустить по имениям.
— Про сие я уже знаю, князь. И полки, что подле столицы квартиры имеют, жалование получат из моей личной казны. Либману дано сие распоряжение. Это будет решено за три дня.
— Это немного успокоит армейские части, ваше высочество. Но сие не решение проблемы. Казна пуста! А принц Антон вчера потребовал для своего личного обихода 50 тысяч рублей. Где взять сие? — спросил Черкасский.
— Денег принцу не давать, — приказал Бирон.
— Это его озлобит, ваше высочество, — предостерег регента Черкасский. — Лучше откупиться и пусть пока помолчит.
Бирон подумал и понял что князь прав. Надобно посоветоваться с Либманом.
— Пока никакого ответа принцу не давайте. Я сам решу что делать. Меня интересуют также приговоры смертные, коие были вынесены до смерти императрицы.
— А что приговоры? — спросил Бестужев-Рюмин. — Все заведенным порядком идет.
— Стало быть, казни по тем приговорам продолжаются? Того допускать я не желаю и потому отдаю приказ — всех кого наметили к казни до дня смерти Анны помиловать!
— Но ваше высочество! — вскричал Бестужев-Рюмин. — Много кто по делам изменным на плаху идет. И имущество сих господ в казну пойдет.
— Я уже сказал свое слово, господин кабинет-министр. Всем помилование. Царствование новое, государя нашего императора Иоанна III, не следует начинать с крови. Довольно уже было казней и слез.
— Как будет угодно, вашему высочеству, — согласился Бестужев-Рюмин.
— И еще, господа министры, есть у меня проект банкира Либмана о сокращении подати подушной на 17 копеек с души.