Кувыр-коллегия
Шрифт:
— Мерзкое властолюбие сжигает тебя, Артемий Петрович! — строго сказал Соймонов. — Что наша жизнь перед Россией и перед величием её! Россия останется и после нас, Артемий!
— Да токмо ли про себя я думаю?! Но мои проекты по преобразованию империи требуют власти для меня. Я могу все обустроить, не так как было до сих пор. Ведь много непорядка у нас! Сами посмотрите. Чиновники воруют столь много. Образования народного нет. Мужик наш во тьме прозябает без просвещения истинного. Крестьяне в состоянии рабском! Как все это изменить? И если мы у руля империи станем, то это сделаем! А если нет, то кто поручиться что люди Розуму Алешке подобные о благе империи печься станут? Да и будет ли Розум лучше Бирона? В том могу поручиться, что не будет! Бирен из конюхов, а Розум из свинопасов. И сей свинопас как графом станет, так про Россию и позабудет. И что из того что он не из немцев?
— Артемий Петрович прав, господа, — поддержал Волынского Эйхлер. — Про сего Розума ничего хорошего сказать нельзя. Глуп. И что станет, коли такому власть доверить? Похлеще Бирена наглеца узрите.
— Но план действий нам на случай скорой смерти Анны Ивановны составить надобно! — сказал Еропкин. — В Петербург прибыл посол Франции маркиз де ла Шетарди. И после того как он представился императрице, свой первый визит он сделал к Елизавете Петровне. А это говорит о том, что Франция поддерживает её как претендентку на трон! И посол Франции может нам и деньгами помочь в случае переворота.
— Я не хочу отметать плана вашего. Про то говорит нам рано! — снова высказался Волынский. — Подождать надобно. Государыня еще жива. И кто знает, может она и назначит меня регентом при Анне Леопольдовне. И обговаривать вопрос о Елизавете станем потом.
— Но Бирон при Анне большую силу имеет!
— Бирон может и исчезнуть, господа. А вы разговоры о Елизавете пока покиньте! Анна слишком ревнива к власти и когда кто-то Лизку величает, не простит того. А вы мне все живыми надобны. Я большие прожекты относительно переустройства империи Российской имею. И для того к власти рвусь. Для того она мне надобна, а не токмо для возвеличивания особы моей. Что Волынский для истории значит? Ничего! Но проекты его многое изменить смогут…
Год 1739, октябрь, 11 дня. Санкт-Петербург. При дворе императрицы. У одра болезни.
Анна Ивановна совсем изменилась. Под её глазами набухли мешки и появились синие круги. Стали выпадать волосы. Подниматься с одра болезни она уже неделю не могла. Биренша и Бирон были подле неё и сами ухаживали за императрицей, не доверяя слугам.
Бенингна сама подавала государыне лекарства, ставила компрессы, и лично пробовала всю пищу, что ей приносили.
Придворные медики утверждали, что императрица страдает "каменной болезнью". Придворный врач цесаревны Елизаветы Жано Листок после медицинского консилиума, куда и его позвали, сообщил своей принцессе, что внутри у государыни находиться большой камень, с мельничный жернов, и обнимал тот камень весь низ живота царицы, уродуя тело государыни. И говорил Листок, что Анна не долговечна…
Сегодня по приказу Бирона из Москвы привезли лекаря Рибейро Сансеча. Его сразу же доставили во дворец, и он произвел осмотр царицы.
— Что скажешь? — спросила Анна. — Чего молчишь? Язык проглотил?
— Ваше величество, вам противопоказаны вино и жирная пища. Никаких острых соусов и никакой буженины.
— Вот заладили! Нельзя да нельзя! Чего ты мне толкуешь? Эрнест! Он мне тоже, что и мои лейб-медики говорит. Мне надобно лекарств, что мне помогут! А не советов чего есть и чего пить.
— Я пропишу вам сильное средство и могу поручиться, что вашему величеству станет легче. Но строжайшая диета вам просто необходима.
— Давай готовь свое лекарство! — приказала Анна, и врач удалился.
Бирон вытер императрице пот со лба.
— Анхен, тебе стоит прислушаться к советам мудикуса, — произнес он. — Твое здоровье драгоценно для нас. И для всей империи. Нас ждет трудный год.
— Снова обращался к астрологу, Эрнест? — спросила императрица.
— Да, Анхен. Но я и без того знаю, что нас ждет. Тревожное чувство не покидает меня. Потому мы с Бенингной стали на страже возле тебя.
— Я вижу это. А где мои придворные?
— Уже три дня почти никого нет, Анхен. Только те, кто дежурит и у твоих покоев по долгу службы. Ты же знаешь придворных, — ответила Бенингна. — Приходили также справляться о твоем здоровье от Остермана.
— А мои шуты? — спросила императрица.
— Только Буженинова, Юшкова и Новокшенова часто приходят. А остальные попрятались по своим домам и там сидят безвылазно. Нет службы для твоих шутов, Анхен.
— Ничего! Я скоро поднимусь. А то многие уже похоронили меня. Небось к молодому двору все перебежали? Так? Знаю я их. Ну, ништо! Я скоро им покажу кто я такая. Надеются, что я помирать собралась? Не дождутся.
Анна была упряма и её решимость подняться, с постели и выти к придворным Бирона порадовала.
— Завтра у спальни моей всех шутов собрать! — приказала императрица. — И всех фрейлин собрать! Болтушки путь трещать без умолку готовятся.
— Будет исполнено, Анхен! Я отдам приказ! — ответил Бирон.
— Вы с Бенингной единственные для меня друзья и слуги верные! Того не забуду!
— Мы и там много твоими милостями обласканы, Анхен. Я по твоей воле герцогом стал…..
Когда Бирон вышел, Бенингна склонилась к самому уху царицы.
— Анхен, я не могла сказать при моем муже.
— Что? Что у тебя, Бенингна?
— Верные люди донесли, что на даче у кабинет-министра твоего Волынского персоны некие собираются. И собираются со злонамеренными целями. Они думают, что не встанешь ты с кровати более, и о судьбах империи думают сами.
— Про империю свою я сама подумаю! Она моей заботы требует! Моей!
— Но они думают иначе, Анхен!
— Про что болтали у Волынского? Про то ведаешь ли?
— Нет, Анхен. Про ты разузнать никак нельзя было. Но оно и так понятно. Желают они смерти твоей, дабы твой корону…
— Хватит! — прервала Бенингну императрица. — Хватит! Мне с одра болезненного подняться надобно!
Анна стала нервничать, но Бенингна успокоила её. Верные люди стерегут покой императрицы. А с изменниками она скоро разделается….