Кувыр-коллегия
Шрифт:
— Господа! Только что стало известно, что принцесса Анна Леопольдовна в тягости! Будет наследник престола Российского! По тому случаю всемилостивая императрица наша Анна Иоанновна назначает на сегодня маскарад с фейерверками пальбой пушечной!
— Слава Анне!
— Да здравствует императрица, Анна Великая!
— Ура, государыне!
На этом заседание кабинета в тот день закончилось…..
Год 1739, сентябрь, 12 дня. Санкт-Петербург. Маскарад при дворе.
Анна, узнав о радости, о том, что принцесса беременна, позабыла про все свои болезни. Теперь трон упрочиться под потомками Ивана, а не Петра. Курляндский астролог Бергман, которого герцог Бирон вызвал в Петербург, напророчил, что у принцессы родится мальчик. А именно сей астролог, некогда предсказал ей трон империи Российской.
— Сегодня всем быть на машкераде в новом платье! — приказала императрица. — И дабы никто не скупился на драгоценности и украшения разные! Мой двор сегодня должен блистать не хуже двора французского! Дабы в Европах узнали о радости моей! Эрнест!
— Да, Анхен?
— Сегодня все должны веселиться. Все!
— Двор и так уже переполнен радостью. Придворные ликуют.
— И ежели кто-нибудь придет не в новом, то меня оскорбит. Изрядно воруют придворные и чиновники мои. Ничего! Пусть раскошелятся!
— Но на сегодняшние торжества многие не успеют сшить новое платье, Анхен! И те у кого обновы пока нет….
— Коли захотят уважить императрицу свою, так успеют! — прервала герцога Анна.
— Анхен, и так подданные твои из русских не сильно жалую меня. Уволь меня от таких приказов.
— Ты чего это, Эрнест? — императрица внимательно посмотрела в лицо герцога. — Али снова недоволен чем?
— Снова Ушаков, из-за поношения имени моего, троих людей с площади в застенок упек. И пытки к ним применил. Я про сколько раз говорил. Ну, промолвил мужик по пьяному делу слово против меня? Что с того? Чего пытать его за сие?
— Эрнест! Не противу тебя он поносное слово молвил! Но против меня, его молвил. Ведь я тебя к престолу приблизила, и кто имеет право осуждать сие? А ты в те дела не лезь, дружочек.
— Кстати, Анхен, пришло прошение на твое имя. Но тебе читать сии листы не досуг. И я их читаю. Прошение от имени Натальи Борисовны Долгорукой, урожденной Шереметевой.
Анна терпеть не могла имени Долгоруких и поморщилась от досады.
— Наталья Долгорукая жена врага моего Ваньки Долгорукого?
— Она, Анхен. Но муж её по твоему слову казнен, а она с детьми малолетними в Сибири обретается. И просит отпустить её из ссылки на Москву в дом родственников Шереметевых. Все же она дочь лица знаменитого, фельдмаршала Шереметева.
— Пусть весь выводок поганый долгоруковский передохнет в Сибири.
— Но, Анхен. У тебя радость такая. Принцесса наследника ждет. В честь того праздника и прости можно княгиню Долгорукую.
— Ладно! — согласилась царица. — В честь праздника жалую Наташку Долгорукую своей милостью. Пущай со чадами своими в Москву едет. Но в Петербурге ей бывать запрещаю! Заготовь мой указ. Я подпишу.
— Он уже готов, Анхен. Вот он.
— Ох, и хитер ты, герцог!
Во время маскарада и фейерверка императрица много смеялась. Она сама пила вино и требовала того от других. В тот день при дворе, кто желание имел государыне угодить, должен быть пьян. Ибо радость была великая. Наследник престолу зачат!
Императрица сорила деньгами. Шуты в тот день такоже были немало награждены.
Лакоста кувыркался с карлами. Буженинова тузила Новокшенову. Квасник ободрал хвост любимому попугаю императрицы и птица стала смешно кувыркаться при этом. Анна не наказала шута за то, но швырнула ему кошель. Квасник как всегда не согнулся даже чтобы подобрать подарок царицы и быть бы ему за то битым. Не любила Анна гордецов особенно ежели на них были шутовские чулки. Но кошель ловко подобрал Кульковский и опустил себе в карман. Это вызвало новый взрыв смеха.
Шут Апраксин подошел с жалобой на сеньора Миру к царице. Она была в настроении хорошем.
— Матушка всемилостивая. Позволь мне получить мое с Адамки Педрилло.
— Свое? А он тебе должен, дурак?
— Двух попугаев он у меня взял на время, матушка. А попугаи те дороги. Один в 20 рублев, а иной в 35 рублев!
— И он тебе их не отдал? Эй! — Анна хлопнула в ладоши. — Где Адамка?
— Да здесь я, матушка. А Апраксин все врет. Я ему птиц его отдал через месяц.
— Отдал? А чего же дурак мой на тебя жалуется? — Анна посмотрела на Апраксина.
— Дак он их ощипал матушка, и все перья с них пооборвал, отчего оба попугая и околели.
— Да на кой тебе их перья, Адамка? — засмеялась царица.
— Но они месяц гостили в моем доме и ели мою еду, матушка. Вот я взял в возмещение за прокорм месячный с них верхнее платье!
Все, кто это слышал, залились смехом и первой была императрица. Он долго хохотала и на радостях швырнула Апраксину перстень с большим бриллиантом в возмещение убытка.
Услыхал сие и истопник придворный Олсуфьев и такоже с жалобой на Пьетро Миру полез. Он пал на колени и подполз к трону. Императрица прекратила смеяться и спросила милостиво:
— А тебе чего, Олсуфьев?
— Дак мне всемилостивая государыня-царица Педрилло нос разбил. Ни с того ни с сего по роже моей заехал.
— И чего желаешь?
— Да пусть мне за то 100 рублев пожалует, — попросил истопник.
— Что скажешь на сие, Адамка? — императрица ожидал новой шутки.