Кувыр-коллегия
Шрифт:
Глава 3 Безопасность империи возвращена
Все в масках, в париках — все как один, -
Кто — сказочен, а кто — литературен….
Сосед мой слева — грустный арлекин,
Другой — палач, а каждый третий — дурень.
Владимир Высоцкий "Маски".
Фельдмаршал Миних торжествовал. Его мечты о большой славе могли осуществиться. Пусть на Константинополь для его армии был открыт! Русские полки без проблем переправились через реку Прут. Турки уходили за Дунай….
Год 1739, сентябрь, 10 дня. Санкт-Петербург. Вопрос о мире с турками.
Императрица Анна снова болела. Но она заставила себя прийти на заседание кабинета.
Вице-канцлер граф Остерман высказался решительно:
— Фельдмаршал Миних совсем голову потерял, государыня! И его надобно остановить решительно, ибо он таких дров наломает, что России потом тяжко придется.
— Миних наступает по моему приказу. Он обещал победы, и он их нам добыл, — сказала Анна. — Что в том плохого, вице-канцлер?
— А то, что Европа против нас, ваше величество! Миних отправил в Вену депешу самому императору, в коей заявил, что он до самого Константинополя* (*Константинополь — старое название Стамбула) дойдет. Можно ли так с государями разговаривать? Он оскорбил императора Карла VI!
— И поделом сему императору! — вступилась за фельдмаршала Анна. — Он с турками на мировую пошел! За спиной у нас! Мне Миних про то в депеше сообщил!
— Австрия с османами мир подписала, государыня, — продолжил Остерман. — И все сербское королевство с городом Белград турками уступила. И теперь мы против османов одни!
— Миних пишет, что нам их бояться не стоит! — стояла на своем императрица.
— Но за спиной у Турции стоит Франция. А Франция может повилять на Швецию, что спит и видит как земли Петром Первым завоеванные у нас отнять! Нам нужен мир!
— Таково твое слово, вице-канцлер? — спросила Анна.
— Да. И я готов подать в отставку, коли государыня сочтет мое предложение неприемлемым.
И весь кабинет поддержал Остермана. Даже Волынский, который постоянно спорил с вице-канцлером. Но теперь он сказала:
— Россия войной утомлена до крайности, ваше величество. И денег у нас более нет на продолжение военных действий в будущем 1740 году. Не стоит настраивать против себя Европу! Войны со Швецией и Османской империей нам не вытянуть.
— Так вы предлагаете мир? Но какой ценой? — спросила Анна министров.
— Сейчас, когда турки договорились с австрийцами, они станут неуступчивы. И нам стоит воспользоваться посредничеством Франции, государыня, — предложил Остерман. — Опытный дипломат французский маркиз де Вильнев обязуется наши дела уладить. Нужно токмо слово, вашего величества.
— Действуй, граф. Что могу я больная женщина, когда мужчины отказались от славы российской? Я все тебя доверяю, Андрей Иваныч!
И государыня поднялась и вышла из кабинета…..
Год 1739, сентябрь, 10 дня. Санкт-Петербург. При дворе. Анна и Бирон.
Императрица вернулась в свои покои и призвала всех шутов. В последнее время шутки больной царицы становились все грубее и похабнее.
— Всех шутов мужеска пола ко мне!
— А они все здесь, матушка! — а сказала лейб-стригунья Юшкова.
Перед Анной предстали Лакоста, король самоедский, Иван Балакирев, царь касимовский, Педрилло, Кульковский, старый князь Волконский, граф Апраксин и князь Голицын.
— Вот вы какие! — проговорила императрица, оглядев свою шутовскую гвардию. — Все нарядные и сытые.
— Твоими щедротами матушка! — произнес Балакирев.
— Щедроты мои к вам велики. Не я ли придворных своих приучила шутов одаривать? А отчего вы меня развеселить более не умете? Попугаи и те способнее вас. Педрилло хоть на скрипке умильно играет, а ты Ванька, токмо драки устраиваешь. Видать дран мало.
— Дран достаточно, матушка. И потасовкам моим при твоем дворе смеются. А попугаев кто твоих обучал? Мы с Лакостой старались.
Попугаи в покоя Анны сидели на кольцах привязанные, и орали хриплыми и мерзкими глоссами:
— Дур-р-р-а-а-ак!
— Дур-р-р-а-а-ак!
— Квасник дур-р-р-а-а-ак!
— И то заслуга перед матушкой? — проворчала Буженинова. — Чего они у тебя все дурак, да дурак орут? Али слова иного не ведаешь? А вот я слыхала, матушка, что есть на Москве в куржале* (*куружало — кабак) одном скворец имеется, так тот столь хорошо говорить голосом человечьим, что прохожие останавливаются его послушать.
— А от кого ты про то слыхала? — заинтересовалась императрица словами Бужениновой.
— Да сказывала божедомка прохожая одна. Я с ней много ден говорила, как узнала, что она от Москвы пришла. Она сама того скворца слыхала.
Анна снова отыскала среди придворных Андрея Ушакова, что мог быстро те дела решать.
— Андрей Иваныч! Поди сюда. Есть в Москве где-то скворец чудно говорящий. Желаю его при своем дворе иметь.
— Будет тот скворец у тебя, матушка-государыня, — склонил голову Ушаков.
— Да не слушай дуру, матушка, — сказал Балакирев. — Попугай из птиц до человеческой речи есть самый способный. Никакой скворец так говорить не сможет.
— Ан сможет! — сказала Бужеинова.
— Будет вам! — прекратила перепалку царица. — Там видно будет кто прав, а кто нет. Ладно! Худо чего-то мне.
— Анхен! — Бирен нежно взял императрицу за руку. — Я вызову лекаря…
— А ну его к бесу лекаря твого! Не нужен он мне. Снова начнет говорить, что вчера я за ужином много буженины съела и много венгерского вина выпила. Отошли всех окромя Педрилло от моей особы. Надоели!