Кувыр-коллегия
Шрифт:
При упоминании имени Пьетро Мира Арайя побледнел.
— Вы зачем явились, сударь? Вы желаете меня оскорбить?
— Я не хотел вас обидеть, сеньор Арайя. Я пришел помочь! Ибо мне как истинному почитателю вашего великого таланта больно смотреть на то, как шут над вами потешается.
Арайя внимательно посмотрел в глаза де ла Суда. Не издевается ли? Но тот был совершенно серьезен.
— И что вы предлагаете мне, господин де ла Суда?
— Избавление от вашего врага.
— Избавление? Но вы разве не знаете, кто стоит за шутом Педрилло? Сам светлейший герцог Бирон.
— Но вы же сами, не смотря на то, не раз пытались с ним расправиться, сеньор Франческо. И Бирон не столь опасен. Если все устроить хитро, то Мира исчезнет, и никому за сие ничего угрожать не будет.
— Я готов вас выслушать, сеньор де ла Суда.
— Мы заманим с вашей помощью Адамку в ловушку. И сделаем сие через два дня. Сами понимаете, что 28 января у государыни день рождения, и никто им заниматься во время праздников не станет. И его покровителю герцогу будет не до него.
— Это так, но заманить Педрилло в ловушку не столь просто. Он хитер.
— Мы используем отличную приманку.
Арайя засмеялся. Он столько раз готовил ловушки для Мира и столько раз его планы проваливались. А сей хлыщ думает столь быстро шута Адамку поймать.
— И что это за ловушка, сеньор де ла Суда?
— Сеньора Мария Дорио, — ответил тот.
— Что? Вы изволите шутить?
— Нет. Вы меня просто выслушайте и сами все поймете. Дорио не раз встречалась с Адамкой тайно в некоем доме на Мойке. И сигналом для того перстень с пальца Дорио служил.
— Я ничего про сие не слышал, сеньор! — вскричал капельмейстер.
— И это не удивительно. Сеньор Пьетро Мира осторожен. И про сие мало кто вообще знает. Так вот сеньора Дорио предает через слуг то кольцо Пьетро Мира и сие знак — что она в доме на Мойке ждать его станет.
— И что нам делать? — ничего не понял Арайя.
— Вам надобно то кольцо у сеньоры Дорио добыть……
Год 1740, январь, 24 дня. Санкт-Петербург. В ледяной бане.
Шутам было приказано от государыни париться сей день в бане при доме ледяном. С ними Анна в баню загнала молодых фрейлин своих, коие в качестве болтушек при ней состояли.
Отказалась идти в баню лишь Буженинова, хотя сама императрица уговаривала её попариться и помыться.
— Ты бы куколка, грязь то с себя смыла. Свадьба твоя в скорости, — предложила камчадалке императрица.
— А для чего мне то, матушка. Я для моего жениха и такая хороша буду.
Анна засмеялась. Она представила себе чумазую Буженинову рядом с Голицыным-Квасником. Это будет новое унижение для её врага.
— Да и ты, матушка, не столь любишь в воде бултыхаться.
Это был намек на то, что сама Анна во время своей болезни мылась редко, флаконами на себя духи лила, перед приемами придворными, дабы густой запах пота тела царского отбить. Но подобные слова могла сказать ей лишь её любимица.
— Мне чай не под венец, куколка, — спокойно ответила императрица.
— А мне хоть и под венец, да в баню бесовскую сию не пойду. Хоть режь меня, матушка. А вот Новокшенову стоило бы в бадье с водой утопить.
Карлица Новокшенова хлопнула в ладоши и заговорила:
— Бу-бу-бу, сидит ворон на дубу!
— А я велю её помыть, куколка. Пусть Юшкова за ней в бане и проследит, — императрица снова засмеялась. — Позвать сюда лейб-стригунью!
Юшкова явилась сразу же. Она находилась рядом с покоями государыни. Императрица строго приказала ей Новокшенову помыть и в бане попарить изрядно. А коли не захочет дура, то и силком на неё воду лить….
Пьетро Мира сидел на верхнем полке рядом с Балакиревым. Они плавали в клубах ароматного пара.
— Ох, и жар в ледяной баньке! — проговорил Балакирев. — Такое токмо в России и увидишь, парень.
— Странно все сие! Лед и жар. Все вещи несовместимые. Ан вот у вас совместили!
— То ли еще увидишь на свадьбе шутовской. Она на 6 февраля назначена, после именин матушки-государыни. Смотри-ка, Новокшенову приволокли. Не желает карлица мыться. Ан матушка захотела!
Балакирев указал на то, как рослые гвардейцы втолкнули в баню разоблаченную и верещащую карлицу. Её затем Юшкова за волосы схватила и заорала:
— Будешь мыться, дура безмозглая! То матушка государыня велела.
Юшкова была грузна и её голые телеса вызвали у Пьетро отвращение. Карлица Новокшенова была еще уродливее Юшковой, но в ином роде. В платье она была не столь страшна. Худое морщинистое тело, исполосованные прожилками вен ноги, спутанные засаленные космы на голове.
Мира не мог понять как это русские мужчины и женщины моются вместе. И спросил об этом Балакирева. Тот, не спеша, посмотрел на Юшкову и Новокшенову, усмехнулся, и ответил:
— То издревле повелось. А ты вон на молодых девок нагих смотри, Адамка. Смори, какие статные да грудастые. Лакомые кусочки. В каком еще царстве- государстве в Европах твоих можно вот так голых придворных фрейлин государыни поглядеть. Сам подумай. Веселая она наша матушка-государыня.
Балакирев указал Пьетро на фрейлин что плескались внизу у чана с горячей водой.
— И самая лакомая из них Варька Дмитриева. Столь красива девка. И на тебя она все зыркает. Вишь? С чего бы сие?