Куявия

Никитин Юрий Александрович

– Где поселить? Могу у себя, двое беженцев, что жили у меня, погибли на стене, комната свободна…

– Лучше ко мне, – сказал Иггельд, – у меня весь верхний этаж пуст…

В груди кольнуло, а солнечный свет померк, сердце сжали холодные пальцы. Шварн и Барвник посмотрели с беспокойством.

– Ты не слишком рискуешь, – спросил Шварн, – когда носишься с утра до ночи, а потом еще и ночью? И ты, и Малыш – не железные.

Иггельд сказал зло:

– Сам знаешь, что случилось со страной, что хотела прожить без риска! Что случилось с людьми, что боялись риска! Черт бы побрал весь народ, что страшится риска!

Его вспышка гнева была неожиданной, он сам ощутил

ее нелепость, но Шварн лишь вобрал голову в плечи, смолчал, хотя такое на него не похоже, что-то скрывает, зато Барвник коротко взглянул на раскрасневшееся от гнева лицо Иггельда, вздохнул, узкие плечи поднялись, вбирая голову, опустились в бессилии, как показалось Иггельду Совсем не старческий голос прозвучал со старческим прикашливанием, хрипотцой, неуверенностью:

– Ты прав, мы стараемся его избегать.. Но если необходимо, идем на больший риск… да-да!…. чем осмелились бы даже склонные к безрассудному риску артане. Только мы, куявы, понимаем всю глубину, а порой и абсурдность своего риска, знаем, чем рискуем! От того, что знаем, что мыслим, нам еще страшнее…

Он умолк, подбирая слова, Иггельд спросил с недоверием:

– И что, все же рискуете?

– Да.

Иггельд покачал головой:

– Трудно поверить.

Барвник вздохнул, посмотрел искоса, из узкой груди вырвался новый вздох. Иггельд видел, что старый маг колеблется, поглядывает в нерешительности, наконец проговорил:

– Иггельд, ты идешь, возможно, на последний бон.. Хотя это и рано говорить, но… я скажу тебе. Придон бессмертен и даже неуязвим. Он и до меча Хорса был величайшим из героев. Да, уже тогда мы ничего не могли противопоставить! Уже тогда… И вот, это безумный план, конечно, но пошли на смертельный риск, позволив выкрасть из нашего города меч. С ним Придон вообще стал бессмертным и неуязвимым богом и сейчас в Куябе ждет известий от Аснерда.

Иггельд отшатнулся, а Шварн громко ахнул, глаза полезли на лоб.

– Как? Вы могли не дать вынести меч?

– Могли, – ответил Барвник.

– Так почему же…

– С героем Придоном бороться очень трудно, – сказал Барвник. – И без меча захватил почти всю Куявию!.. На одной только отваге, обиде, жажде мщения, которые сумел своими песнями передать мужчинам Артании. Но с бессмертным Придоном, ставшим богом, бороться невозможно. И сам Придон это видит..

Иггельд вскрикнул:

– Так на что надеетесь? Кто поведет людей на бой с бессмертным?..

– Бессмертный тоже может проиграть.

– Как?

Барвник посмотрел на дракона, на Шварна, тот взял старого мага под локоть и попытался увлечь в сторону домиков

– Иггельд, – сказал Барвник настойчиво, – даже боги не имеют полного бессмертия! Погоди, юноша, дай ему объяснить, от Иггельда зависит даже больше, чем вы от него ждете… Боги теряют силы, если мало приносят жертв, а когда перестают приносить вовсе, умирают. А у героев всегда остается уязвимое место, это закон Творца, это всеобщий закон, его не обойти. У кого-то, при всей неуязвимости, остается уязвимой пятка, у кого-то колени, у одного героя, помню, крохотный листок прилип к спине, когда купался в молоке бессмертия, и в это место много лет спустя его поразили… Я знавал героев с булатным телом, но у одного осталась кишка из простой плоти, у других глаза, и все рано или поздно погибали!. Один герой, в далеких лесах Славин, вообще сумел свое уязвимое место отделить от себя и держать в хрустальном яйце, которое, в свою очередь, запрятал в утку, утку в зайца, зайца поместил в сундук, а тот спрятал в густых ветвях могучего дуба где-то на удаленном одиноком острове, где никогда не бывало

людей… Но и он, как понимаешь, не бессмертен. Кто-то когда-то доберется..

Голова Иггельда закружилась, он ощутил холод и страх, будто только что летел на драконе над вершинами гор и вдруг дракон под ним исчез.

– Но что с Придоном? – напомнил он.

Глаза мага, красные, с набрякшими веками, смотрели устало, скорбно, но в них горел и не погасал крохотный огонек, даже не огонек, а слабые искорки.

– Придон сильнее всех, – сказал он кратко. – Мы не смогли бы его одолеть. Даже без меча Хорса в его руке!..

– Не понимаю, – проговорил Иггельд. – А зачем же ему еще и меч? Кто поведет людей на верную смерть?

Барвник поднял голову, в лице проступила непривычная твердость.

– Не знаю, но вести надо.

– Они погибнут!

– Не все, – ответил Барвник.

– А что… Придон?

Барвник помолчал, лицо задергалось, ответил хриплым голосом:

– Все равно надо идти. Вести войска. Захватить… то есть освободить Куябу. Надо ворваться во дворец и скрестить оружие с самим Придоном! Да, бессмертным и неуязвимым. Иггельд, мы пошли на огромный риск, принеся в жертву Дуная, Тулея, отдав ему Итанию… Теперь надо сделать все, чтобы эти жертвы не были напрасными! Все наши расчеты… нет, какие там расчеты!. все расчеты врут, но вся наша мудрость, весь наш опыт и все наше знание людей и того тайного, что толкает их на поступки, говорят…

Он запнулся, Иггельд сказал быстро:

– Что говорят? Отвечай!

– Что мы победим, – почти прошептал Барвник. – Боги дают победу только тем, кто умеет жертвовать. Нет, не так, как ты подумал. Истекающих кровью баранов на алтарь – это для простолюдинов! Иначе они не поймут. Простолюдины не поймут. Как, впрочем, и бараны… Для них это и есть жертва богу – простая и понятная. Скотом, птицей, зерном… Но мы, настоящие, жертвуем более высоким. Понимаешь? Вот сейчас мы и пожертвовали… И жертва наша столь велика, что я не знаю, не перевесит ли это на небесных весах бессмертие Придона и его нечеловеческую мощь? Иггельд, в нашем мире недостаточно быть сильным! Недостаточно быть очень-очень сильным. Надо быть достаточно сильным, чтобы не позволить себе стать сильным сверх меры… Вся наша надежда на то, что Придон этот соблазн побороть не сумел…

Иггельда охватил ледяной озноб.

– Так вы, – вскрикнул он, – даже не знаете?

– Мы надеемся на это, – ответил Барвник измученным голосом. – Я просто тебе ответил, что мы, куявы, тоже умеем рисковать! И рискуем, когда уж рискуем… большим, чем артане.

Голос упал до шепота. Шварн подхватил Барвника под мышки, ноги мага подкашивались, Шварн торопливо повел, почти понес в сторону дома Иггельда. И снова почудилось, что Шварн чего-то недоговаривает, отводит взгляд.

Малыш лежал, распластанный как жаба. Глаза с любовью и преданностью следили за человеком. Хвост со скрипом двигался из стороны в сторону. На камне оставались царапины, похожие на рисунки горбатых мостиков.

– Летим обратно, – сообщил Иггельд. – Там и перекусим… если отыщем.

Малыш ликующе взвизгнул. Иггельд взобрался на загривок, Малыш поскорее прыгнул в небо, пока папа не передумал, расправил крылья и залопотал ими по воздуху часто-часто, как утка. Иггельд еще раз внимательно всмотрелся с высоты – вроде бы все спокойно, на стене дежурят лучники, артане даже не атакуют, собрались огромной толпой, в центре что-то горит, дым поднимается черный, чадный…

Дракон пошел в сторону Долины, Иггельд постарался думать о том, что ждет впереди, неприятное чувство неясной потери засело занозой в груди.