Кузнец человеческих судеб
Шрифт:
Лера всегда приезжала только из-за денег. При этом Яна никогда, ни разу их ей не дала. Потому что знала: пропьет, прогуляет. Одна или в компании – не важно. Но Лера все равно ездила и просила. Иногда за углом ее поджидал очередной ухажер. Порой старый спитой актер из ее театра, такой же неудачник, как и сама Лера, иногда молодое дарование лет тридцати, а бывало, что и моложе. Нищее и ленивое. В таких случаях Яна вела себя еще жестче. Никакой жалости к матери она не испытывала, потому что по большому счету Лера была счастлива. В отличие от нее, Яны. Лера жила весело, никогда не думала о завтрашнем дне, никогда не горевала о покинувших
И при всем при том выглядела Лера еще хоть куда. «Куда?» – тут же скептически оборвала себя Яна.
Мать сохранила стройную фигуру, местами, конечно, слегка обвисшую, но умело маскируемую яркими дешевыми нарядами. Беззаботное, а по мнению Яны, так просто глупое выражение глаз молодило ее умело подкрашенное лицо, которое, несмотря на развеселый образ жизни, спитым и одутловатым вовсе не выглядело. А жеманные манеры, легкая пританцовывающая походка, высоченные каблуки и звонкий голос отвлекали от морщинок на лице. Молодые поклонники довершали картину. Последние годы Лера мечтала о пластике, но не было денег.
У Яны жалкие потуги матери сохранить давно ушедшую молодость вызывали брезгливое отвращение.
– Денег не дам, – завершила свой обвинительный вердикт девушка и вдруг ни с того ни с сего спросила: – Слушай, а почему ты никогда не пыталась получить с отца алименты? Сама же как-то говорила, что денежки у него водились.
Этот элементарный, очевидный вопрос страшно озадачил Леру.
– Алименты? У кого получить? – переспросила она, усиленно скрипя мозгами.
– Алименты у моего отца на меня, – повторила Яна медленно.
– Ну, как это возможно? Он сидел, да и вообще, мы совершенно чужие люди. Это же неудобно, – сообразила, наконец, Лера.
– А почему ты не найдешь себе богатого мужика, ну или хотя бы работающего? Чтобы он тебя содержал. Все время тащишь в дом нищих неудачников? – Яну сегодня просто прорвало, причем не понять с чего. Никогда в жизни она не интересовалась материнскими резонами, даже пока они жили вместе. А тут вдруг эти вопросы? Девушка сама себя не понимала.
– Ну, – как-то неуверенно протянула Лера, а потом, словно стесняясь своего ответа, тихо сказала: – Мне их жалко.
«Полная, законченная дура», – заключила в очередной раз для себя Яна, но зачем-то задала очередной вопрос:
– А себя тебе не жалко? – Спрашивать, не жалко ли матери дочь, было глупо, и так ясно, что нет.
– А что мне себя жалеть? – искренне удивилась мать. – У меня жизнь сложилась. И личная, и творческая. Даже ты выросла и человеком стала.
Последнее Лерино заявление заставило Яну с хохотом завалиться на диван, так что даже шов отдался тянущей, щекочущей болью.
– Даже я человеком выросла? – сквозь стоны спросила она. Нет, все-таки с Лерой не соскучишься.
– Ну да. А что ты смеешься? – обиделась на этот раз Лера. – Ты маленькая такая замкнутая была, угрюмая, в садике на празднике даже стишок отказывалась прочесть. Я так переживала. – Сказав это, она, кажется, всхлипнула. – И совсем была не хорошенькая, на бурундука похожа. Я так волновалась, что ты в отца пойдешь.
Яна перестала смеяться. Об этом она никогда не задумывалась. Вся ее жизнь была наполнена тревогой, как бы не стать похожей на мать, про отца она вспоминала,
– Ну так что? Ты дашь мне денег? – робко спросила Лера.
– Нет. Найди себе богатого мужика, как все нормальные люди делают, и у него клянчи.
– Тогда мне будет не надо, – печально ответила Лера и отключилась.
На этот раз Яна не злилась и не смеялась. Впервые в жизни ей стало жаль Леру. Что это с ней? Неужели она смогла простить ее? После стольких лет обид и вражды, вот так просто? Неужели она повзрослела? Повзрослела? В двадцать восемь лет? Не поздновато ли? – иронично заметила сама себе Яна.
Нет. Взросление – процесс не физиологический и от возраста не зависит, лишь от внутренней зрелости.
В Яниной душе поселилась вдруг необычайная легкость, ясная и прозрачная, как осеннее небо за окном. Да, погода сегодня была чудо как хороша. Неожиданно потеплело, выглянуло солнышко, и остатки желтых листочков на березе под окнами весело трепетали на легком свежем ветерке. От газона под окном тянуло в форточку прелыми листьями и запахом земли.
Может, наплевать на папин запрет и пойти прогуляться, хотя бы вокруг дома обойти медленным шагом? Прогулки ей рекомендованы. Но отцовский запрет отчего-то суровым табу запечатлелся в ее мозгах, и Яна с несказанным удивлением поняла, что просто не в силах его ослушаться. Вот они, загадки человеческой психологии.
Яна, которая с пяти лет привыкла сама принимать за себя взрослые решения и регулировать свою жизнь, потому как на Леру надежды не было, вдруг на пороге тридцатилетия превратилась в послушную слабовольную девочку. И смех и грех! И мать простила, и папу слушается. Это последствия двух травм или встречи с отцом? Или возраст такой критический?
Глава 6
Остаток дня Яна провела за самокопанием и чтением психологической литературы, в очередной раз забыв о проселке. А вечером явился Максимов. Позвонил за три минуты до прибытия. Что за хамство?
Девушке совершенно не хотелось его визита, к тому же Дианка обещала зайти после работы. В этот раз Яна не желала одиночества, и она обзвонила всех подруг, всех троих, и в красках рассказала им о нападении, естественно, они мигом примчались в больницу, да и дома обещали навестить. Сегодня вот собиралась заехать Диана, наверное, лучше позвонить ей и предупредить, чтобы приехала попозже, незачем ей с Максимовым сталкиваться.
Но Диана извинилась и сказала, что сегодня заехать не получится. Свекровь слегла с ОРЗ, и ей самой придется забирать Ильюшку из сада. Как следует расстроиться Яна не успела. Явился Максимов. Что с ним делать, девушка не представляла. Приглашать в комнату или лучше в кухню? Кухню Яна в прошлом году отремонтировала, выровняла потолок, стены, на пол положила плитку, купила современную мебель. Так что теперь кухня являлась ее гордостью. На ремонт в комнате деньги еще копились, а санузел она отремонтировала первым делом, еще когда въезжала в бабушкину квартиру. Поменяла все трубы и подводки, отбила старый кафель, выбросила облезлую чугунную ванну, поставила душевую кабину и стиральную машину-автомат. Яна поймала себя на мысли, что вместо того, чтобы открыть дверь, стоит посреди крошечной прихожей и блаженно улыбается, вспоминая свои свершения.