Кузнечик сын кузнеца (рассказы)
Шрифт:
– Поздравляю! – Пристав из-за стола, Вениамин чмокнул Эльвиру в щёку. – Дорогая, ты же знаешь, как я не люблю ждать. Если бы догонять, то куда не шло. Но ждать…
– Мы ждать больше не будем. Ты наверно не расслышал, что я сказала? М-м-м. Я сказала: мой муж всегда ограничивал меня. В прошедшем времени. Понимаешь?
– Да. Да. Конечно, понимаю. – Сияющий Вениамин закивал головой. – Наконец-то ты решилась уйти от этого похотливого злодея. Наконец-то я дождался!
– Почему ж злодея? – Эльвира о чём-то задумалась.
– Просто в плане творчества он менее перспективен, чем ты.
– Но ты же мне жаловалась. – Вениамин перешёл на шёпот.
– Что у него на первых местах только секс, а уже потом акварельки. А искусство…
– Искусство и секс две великие противоположности. – Эльвира улыбнулась. – Так?
– М-м-м. – Вениамин развел руками. – Иногда противоположности сходятся.
К их столику подошла маленькая японка и тихим голоском пропищала: «Можно ли нести заказ?»
– Пожалуйста, упакуйте суши с собой и неплохо бы упаковать картину, а то все на неё пялятся. Вам всё ясно?
– спросил Вениамин, потому что был не уверен, что до японки доходит смысл сказанных слов и, словно ожидая поддержки от Эльвиры, добавил: - Ну что, поехали к тебе?
– Прям щас? – Эльвира растерялась.
– А чего тянуть. Скажешь ему «прощай». Соберёшь вещи и… фьють.
– Что фьють из своей квартиры? – Эльвира ловко свистнула. – Потом нужно найти правильные слова, чтоб без обид расстаться. Полюбовно. Творческие натуры вспыльчивы, как бы чего не вышло…
– У меня есть книжка в диалогах, как расставались великие творческие натуры. – Вениамин ласково посмотрел на Эльвиру.
– С чего начинали, что говорили и т. д. и т. п. Главное вначале обозначить глобальную трагедию, а уже потом, между прочим, перейти к своей – бытовой. Я еду с тобой и жду сигнала. Ты разыгрываешь спектакль и… трампампам.
***
Муж Эльвиры - Герман Леонардович - был человеком настроения, безусловно, хорошего, потому что пропагандировал позитив, как лучшее средство от всех болезней, которыми напичкан этот неправедный мир. Несущуюся со всех эфиров чернухуон пропускал мимо ушей. Прессой не интересовался. Если речь заходила о книгах, отдавал предпочтение образовательной литературе. В общении с окружающими людьми, двадцати трёх летний акварелист Герман Леонардович, был вежлив и рассудителен. Что касается отчества так рано приклеившееся к молодому человеку, то виноваты соседи, так сказать, возвысили - за честь и достоинство.
– Герман, вы видели? – спрашивала на первых парах соседка, когда Герман Леонардович был просто Германом. – Пьяный мерзавец за рулём задавил сразу пятерых.
– Нет. – Отнекивался он и тихо так добавлял: - Вот вы, Прасковья Ядвиговна, я просто убежден, никогда не сядете за руль в пьяном виде.
– Конечно, не сяду, у меня и прав-то нет.
– Ваш муж не сядет. Сын тоже не сядет. Хотя, как говорят, от тюрьмы и от сумы не зарекайся.
– Ой, что вы такое говорите, Герман Леонардович? – соседку прошибла слеза.
– Боже упаси!
– Нужно пример брать только с хороших людей, а ни с каких-то там выродков. – Почувствовав руку Германа Леонардовича на своей талии, соседка приободрилась.
– Давайте встанем у морга, постоим полчасика и посмотрим. Там конвейер горя, покойник за покойником. С ума можно сойти. А если встать у родильного дома. Там жизнь рождается каждую минуту! И все счастливы! И ты счастлив со всеми.
– Спасибо вам Герман Леонардович!
– За что?
– Спасибо за всё…
Эльвира входила в собственную квартиру с чувством обостренного самосознания, примерно так же, как 1812 году Наполеон входил в Москву, правда, с небольшой разницей: завоеватель свой план воплотил в жизнь, Эльвира только готовилась. Её муж в это время поливал фиалки и не о чём, естественно, не догадывался. Но после первых сказанных Эльвирой фраз стало ясно, семейная идиллия дала трещину.
– Дорогой, ты представляешь, случилась катастрофа! На штат Массачусетс налетело торнадо. – Для мужа это был нехороший знак, так как Эльвира была к чужим трагедиям равнодушна. – Дома затоплены! Машины кувыркаются, как игрушечные. Тысячи погибших!
– Дорогая, такое происходит каждый день. Люди не могут жить вечно.
– Герман Леонардович помог жене раздеться, а картину поставил в угол.
– Смысл жизни вовремя освободить место другому человеку, как в трамвае, а если этого не делать начнется давка. Потом любая трагедия обостряет вкус к жизни, заставляет ценить каждую минутку. Если человек любит в последний раз, представляешь, как он будет любить? Страсть доведённая до предела!
– Я всегда догадывалась, что живу с равнодушным сухарём. Тебя не волнует боль окружающих. – Муж к сказанному был действительно равнодушен, словно заранее проглотил успокоительную пилюлю и жена, следуя своему плану, добавила: - Поэтому я решила от тебя уйти!
– Уйти! Но к кому?
– Герман Леонардович хотел спросить «почему?», но любопытство оказалось сильнее.
– К Вениамину… - Эльвира не хотела раскрывать карты, но слово, будто воробей вылетело самопроизвольно.
– Ну что ж. Не самый плохой выбор. – Герман Леонардович говорил так, словно речь шла о соседке.
– Его картины пользуются спросом. В художественном окружении он популярен. Так что…
– А я тебе говорила, помнишь? Мода на абстракционизм не за горами, поэтому пренебрегать глупо. А ты упёрся в свои акварельки. И что из этого получилось?
– Сегодня пять моих акварелек купили, плюс ещё пять заказали. – Чтобы повлиять на ход событий Герман Леонардович добавил: - Не буду хвастаться, но у меня есть ещё один проект.
– Кстати, мою картину…. – на стоящую в углу живопись Эльвира взглянула, как на чужого ребёнка.
– Сегодня тоже купили.
– Есть повод вместе поужинать.
– Нет. Нет. Ни сейчас. Меня ждут. Я же ухожу.
– Куда же ты пойдёшь из собственного дома? – Герман Леонардович приблизился к Эльвире.
– Это мне нужно собирать манатки.
– Ты это сделаешь потом...
– Нет, я ухожу, потому что здесь каждая вещь говорит о тебе.
«Вот и поговорили без затей», - подумала Эльвира. – Вот и расстались».
Разве такой должен быть разрыв у молоденькой пары? Где сцены ревности? Наконец, где мордобой. Где слёзы и где битьё посуды, укусы и царапанья лица? Полное разочарование. Чепуха. Словно режиссёру, схоронившегося за гардиной мало заплатили. И он на скорую руку начиркал для Германа и Эльвиры банальный сюжет, глупые диалоги, которые произносят актёры из массовки.