Кузнечики [=Саранча]
Шрифт:
Дада: Ты грубый.
Фредди: Я просто хотел тебе показать.
Теперь и Фредди становится не по себе. Он с отвращением смотрит в свою тарелку. Затем перекладывает свою еду в тарелку отцу.
Фредди: Вот тебе еще немного.
Даде становится жаль своего отца, она больше не притворяется.
Дада: Папа… ну, поешь
Йович смотрит куда-то вдаль, в пустоту своего ума.
Дада: Папа… Как это, Фредди? Он что, действительно нас не понимает?
Фредди: А я не понимаю, почему ты мне не веришь.
Дада: Ну, тогда за ним кто-то должен наблюдать!
Фредди: За ним и наблюдают, врач и две сестры. В доме престарелых, Дадa. Где твой отец живет уже два года, если ты забыла.
Дада: Я не забыла? А кто все это оплачивает?
Фредди: Ну, май и июнь никто не оплачивал. Потому что ты об этом забыла.
Дада: Я не забыла, а просто не могла. У нас сейчас особая ситуация. Я жду ребенка. А ты знаешь, как все дорого?
Фредди: Не знаю. Хочешь, я оддолжу тебе денег на аборт?
Фредди хихикает.
Дада: Знаешь, что! Это вообще не смешно. Это даже отвратительно.
На самом деле и Фредди не смешно.
Фредди: Хочешь, я скажу тебе, что отвратительно? Хочешь? Отвратительно, когда вот этот, мой и твой отец, прямо здесь наложит в штаны, и я, а не ты, Дада, буду должен его мыть и переодевать, вот это отвратительно! И когда он пользуется первой же возможностью сбежать из этого сраного дома, где нет ни сторожа, да и вообще ничего, и никто ни о чем не думает, и обосранный приходит ко мне. Ко мне, а не к тебе, Дада!
Дада не знает, что сказать. Потом находится.
Дада: Ну, вот видишь, он что-то знает. Знает хотя бы, как к тебе добраться. Вот как ты это объяснишь?!
Фредди: Я это объясняю тем, что он не знает твоего адреса.
Дада: Ты же знаешь, что Милан не разрешает, чтобы отец к нам приходил.
Фредди заходится от смеха. Теперь по-настоящему.
Фредди: Милан не разрешает?! Милан что-то может не разрешить?! Ой, оставь, пожалуйста…
Дада: Я серьезно тебе говорю. Ты не знаешь, каким он может быть!
Фредди вдруг становится серьезным.
Фредди: Слушай, Дада, не мели чушь.
Дада не выдерживает.
Дада: Потом я беременна.
Фредди: И что, если ты беременна? Что с того? Ты не инвалид, тебя не ранили на фронте!
Дада: Ты сегодня просто невыносимый…
Фредди больше, чем невыносимый. Во-первых, он истеричен, а во-вторых, он прав.
Фредди: Когда я говорю, что отец приходит ко мне, а не к тебе, ты говоришь: «Да, но я беременна!». Когда я говорю, что каждый раз, когда я открываю дверь моей, а не твоей, квартиры, я застаю его, стоящим и ждущим, когда я открою эти гребанные двери, ты говоришь: «Ой, как это неприятно, но я беременна!». Когда я говорю, что вообще не могу жить своей жизнью, жить так, как я хочу, той жизнью, которую я выбрал, не смотря на то, что вот этот меня годами из-за этого откровенно презирал, ты говоришь: «Да, это ужасно, но Я БЕРЕМЕННА!».
Дада молчит.
Фредди: И что, если ты беременна? Что теперь?! Это твой выбор, ты сделала такой выбор. А я только хочу, чтобы и у меня было такое право, право на свой собственный выбор и на свою собственную жизнь!!!
Дада не отвечает. Разыгрывать что-то перед этим человеком не имеет смысла, потому что он слишком хорошо ее знает. Фредди отпивает глоток воды. Он вне себя. Они молчат некоторое время. Затем Йович берет из сахарницы на столе несколько кусочков сахара. Один кладет в рот, остальные зажимает в кулаке. Дада несмело говорит.
Дада: Он ест сахар.
Фредди: Пусть ест.
Дада: Но отец — диабетик. Ему же уже два пальца ампутировали!
Фредди: А ты его тогда убери.
Дада отставляет сахарницу в сторону.
Дада: Папа, дай мне сахар.
Йович не реагирует. Однако остальные кусочки сахара крепко сжимает в кулаке.
Дада: Папа, верни мне сахар.
Йович не отвечает. Дада пробует силой разжать его кулак.
Дада: Папа, ты слышишь, что я тебе говорю? Дай мне сахар.
Фредди облокачивается о локти. Наблюдает, как до его сестры доходит то, о чем он уже давно знает.
Дада: Отдай сахар! Папа, отдай сахар!!!
Дада бьет отца по руке, как бьют детей. Йович, конечно, на много сильнее.