Кузнецкий мост (1-3 части)
Шрифт:
— Я не расслышал, Екатерина? — подал голос Бекетов. — Тебе что-то дать?
— Нет, нет, — тут же ответила она.
Никогда прежде он не замечал за нею такого. Да неужели ее ушибло вот так? Он смотрел на нее, как она старательно, по-бабьи расплетает свои странно утончившиеся косы, теперь не русые, а пепельно-русые, думал: «Наверное, слова бессильны объяснить все, что происходит в России, все Слова бессильны, надо увидеть человека, вот такого… Она как горящая головешка — в ней и огонь, и дым…»
А потом был просмотр. На экране горели русские деревни, и когда
— Тебе худо, Екатерина?
— Нет, ничего, — ответила она, но рук от лица не отняла.
«Нет, ее не надо уводить отсюда, — решил он. — Надо, чтобы она была на людях и с людьми, так ей будет лучше».
— Вы что же прячете от нас Екатерину Ивановну? — подал голос посол, когда в зале зажегся свет. — Елена, я говорил тебе о приезде Екатерины Ивановны, — обратился он к жене.
— Здравствуйте, Екатерина Ивановна, — произнесла Михайлова с откровенной приязнью. — Я рада, нашего полку прибыло.
— Благодарю вас, Елена Георгиевна, — произнесла Бекетова.
— По-моему, посол к тебе добр, — заметила Екатерина, улучив момент.
— Кто тебе сказал это? — спросил Бекетов, немало заинтересовавшись.
— Жена посла только что, — ответила Екатерина.
— Но я слышал ваш разговор… Речь же шла об ином.
— Об ином, — согласилась Екатерина.
Но гости уже двинулись к двери, ведущей в банкетный зал.
— Вот сейчас ты мне должна помочь, Екатерина, — произнес Бекетов, переходя с женой из кинозала в банкетный, однако не изменив при этом того спокойно-иронического тона, чуть-чуть торжественного, чуть-чуть меланхоличного, который сопутствовал ему всегда. — Страда начнется сейчас, — добавил он, все еще полагая, что общение пойдет ей на пользу.
Сто человек, перешедших из кинозала в зал банкетный, были отнюдь не новичками на такого рода приемах. Страда начиналась не только для Бекетова, она начиналась для всех ста. Этот прием накоротке, не обремененный ни присутствием сильных мира сего, ни условностями официальной встречи, позволял людям брать быка за рога. Потребовалось не больше пяти минут, чтобы большая говорильная машина пришла в движение и банкетный зал наполнился таким гулом голосов, какому позавидует биржа. Казалось, никогда с сотворения мира рюмка водки и более чем скромный сандвич с кружочком колбасы или пластинкой сыра не в состоянии были вызвать такого потока энергии, какой они вызвали сейчас: завязывались знакомства, импровизировались тосты, раздавались приглашения.
Подошел Шошин.
— Сергей Петрович, кажется, я говорил вам о Коллинзе… Вот он собственной персоной. Ну, помните, известный биолог?
За Шошиным следовал Коллинз. Костюм из темно-серой материи, благородно неяркой и ворсистой, должен был искусному глазу объяснить все: и положение обладателя костюма, и возраст, и даже характер.
— Знакомство можно установить и на посольском пятачке, но серьезный разговор я предпочитаю вести дома. — Коллинз поклонился Бекетову. — Приглашаю, господин Шошин, вас и вашего друга. Куропаток в винном соусе у меня не будет, но овсяной
— Как, Сергей Петрович, поедем в Оксфорд?..
Бекетов рассмеялся, с веселой и отчаянной лихостью махнул рукой.
— Ну что ж, я готов!
Они условились, что встретятся вечером в пятницу. Прежде чем вернуться к себе, Бекетов предложил жене обойти посольский садик.
— Там сыро, Сережа, и неуютно, — сказала жена.
— Ну что ж, что сыро? Холодная сырость — хорошо.
Они вошли в садик и неожиданно увидели там Фалина. Он стоял в дальнем конце садовой дорожки и смотрел на небо. Оно было все в дымах, низко стелющихся.
— Вот смотрю на дым. Не принимает его небо! — произнес Фалин, усмехнувшись. — Эта крайняя туча, похожая на носорога, я смотрю на нее уже минут десять, не хочет уходить из города!.. И не уйдет, пока не вернет городу всю гарь. — Он вздохнул, невесело засмеялся. — Говорят, что белые лебеди в ботаническом саду стали черными! — воскликнул он.
«Это он вспомнил ботанический сад по ассоциации с носорогом», — подумал Бекетов.
— Поедете к Коллинзу, Сергей Петрович? — вдруг спросил он, все еще глядя на облако. Сейчас оно удлинилось, обратившись из носорога в ящера.
— Чудак человек этот Коллинз!
— Чудак человек? Это что же значит?
Фалин взглянул на жену Бекетова. Она стояла в стороне, вобрав руки в рукава пальто, — ей было холодно.
— Одно слово, хитер враг! С ним у себя дома непросто, а уж отважиться к нему в нору… Не завидую я вам, Сергей Петрович! — Он вновь взглянул на Бекетову. Казалось, ей стало еще холоднее. — Однако волков бояться — в лес не ходить!
— Именно, — согласился Бекетов.
35
И вот пошли английские мили. Кажется, они придуманы специально для того, чтобы русский человек взял в толк английские расстояния. Преодолеть сто английских миль — победить вечность.
— Вы давно были у Коллинза? — спросил Сергей Петрович Шошина, когда над осенним полем показались чайки — они здесь не только в местах прибрежных.
— С весны не был, да, признаться, не стремился.
— Простите, по какой причине?
— Не могу видеть, как эта Бетти измывается над почтенным Коллинзом.
— Бетти — это жена?..
— Нет, жена само собой, как надлежит быть жене Коллинза, а вот мисс Бетти. Одним словом, там деспотия мисс Бетти: и над людьми, и над морскими свинками… Кстати, видите… нечто вроде леса справа, нет, это не холмы, это деревья — там царство мисс Бетти.
— А Коллинза?
— Я уже сказал, что он на правах подданного мисс Бетти!
Они уперлись в кирпичную ограду, построенную без претензий, но достаточно высокую и прочную, потом свернули налево. Так они проехали минут двадцать, защищенные справа оградой, а слева осенним полем, ненастным и черным. Ограда точно брала в охапку толстоствольные акации, они были густы и по-осеннему темны, эти деревья. Время от времени между деревьями прорывалась островерхая крыша дома и тут же увязала в жестких ветвях акаций. В доме не было света.