Кузнецы грома

Голованов Ярослав

– Все это верно, – говорит Нина, – и все-таки с обдувом больше…

Кудесник оставляет свои отчеты, подходит к Нине. Теперь они вдвоем склонились над лентой.

– Давай поглядим формулы, – говорит он. Нина молча показывает.

– Программировала сама? – строго спрашивает Борис.

– Сама…

– Наверное, там и напутала.

Нина молча протягивает листок с уравнениями, расписанными по операциям. Борис долго смотрит и сопит.

– Я все делала, как ты говорил, – оправдывается Нина.

– "На основе ваших ценных указаний", – передразнивает ее Редькин, – Юра, – он обернулся к Маевскому, – какая

могла бы получиться отличная диссертация:

"История подхалимажа на Руси". А?

– Чертовщина какая-то, – наконец говорит Борис. – Надо пересчитать. И быстро.

Сегодня можешь пересчитать?

– Конечно.

– Виктор, ты можешь вечером с Ниной пересчитать шторки? – спрашивает Кудесник у Бойко.

– Ладно, пересчитаем, – лениво отзывается Виктор. Он чертит график и думает о том, что у графика есть какое-то неуловимое сходство с профилем бразильского попугая ара. Ему хочется показать график ребятам и спросить, есть ли действительно такое сходство, проверить себя. Но он молчит, понимая, что ребятам сейчас не до бразильских попугаев.

9

Вечер застал их в огромном зале, где установлены счетные машины – серые тысячеглазые существа, то низко гудящие, то громко прищелкивающие, то как-то хлестко, с присвистом постукивающие. За окнами уже совсем темно. Нина, усталая, расстроенная путаницей со шторками, сидит у одной из машин. Они с Виктором только что отладили программу, и "задача пошла". Что получится, еще неясно.

Виктор Бойко в конце зала курит, выпуская дым в приоткрытую дверь. Но дым почему-то не хочет уходить, лезет обратно в зал.

Внимание Виктора привлекают два пыльных, видно, очень давно уже висящих на стене плаката. "Вступайте в ряды ДОСААФ!" – написано на первом из них под тремя фигурами очень красивых молодых людей: девушки-санитарки, летчика и радиста.

"Странное какое-то слово получилось: ДОСААФ, – думает Виктор, – Библейское…

Авраам, Исаак и ДОСААФ…" На втором плакате – флаги, цветы и надпись: "Да здравствует наша любимая Родина!"

"А зачем он? – думает Виктор. – Для кого? Жил-был, не любил Родину, прочел плакат – полюбил. Так, что ли? Да здравствует Родина… Мурманск, где он родился и вырос… Белые ночи, крики кораблей в порту, эти сосенки за домом деда…

Потом Ленинград… Какое это счастье, что на свете есть такой город… Москва, музыка курантов… А затем Сибирь… А у Нины свое. Разве можно все это забыть?

Или можно не любить? Вот была Космодемьянская Зоя. Она, что же, плакат такой читала? Или те ребята, трактористы в Казахстане, которых он узнал, когда студентом ездил на уборку… Он никогда не забудет, как Мухтар тогда ночью спросил: "Сколько лет самому старому городу на свете?" Виктор не знал, но сказал: "Три тысячи лет". – "Вот тут мы построим город, который простоит тридцать тысяч лет! – сказал Мухтар. – Разве есть земля красивее?" Кругом без края стояла пшеница… Может быть, сейчас Мухтар уже строит его – город тридцати тысячелетий… А у них "Марс"… А зачем плакат? Ведь тогда надо выпустить плакаты: "Любите мать", "Не бейте стариков"… Он бросил окурок в урну и пошел к Нине.

– Интересно, – спросил Виктор, – какие чувства ты испытывала, когда читала вон тот плакат? Нина прищурилась.

– Откровенно

говоря, я его первый раз вижу.

– Он висит года три.

– Серьезно? Я не замечала.

– В этом вся штука, – задумчиво сказал Виктор. – А ты хочешь, чтобы здравствовала наша любимая Родина?

– Отстань, я устала…

– Нет, ты отвечай: хочешь или нет?

– Ты что, спятил?

– Я серьезно спрашиваю: хочешь или нет?

– Хочу.

– А Кудесник, Юрка, Игорь, Сергей, Бах, – они хотят?

– Хотят.

– И без плаката хотят?

– И без плаката.

– А кто не хочет?

– Все хотят.

– А враги?

– Какие враги?

– Ну всякие… Империалисты, скажем. Они хотят?

– Не хотят.

– Правильно, Нинка! Вот их и надо агитировать, сволочей! Так зачем его тут повесили?

– Отстань… Значит, надо.

– Кому надо? Если никому из нас не надо, то кому же надо?

– Художникам надо рисовать плакаты, – нехотя, только чтобы отделаться от него, сказала Нина. Виктор помолчал, подумал и заключил:

– Тот, кто это рисовал, безусловно, не художник… Не художник, потому что он холодный человек. Впрочем, он, может быть, даже любит Родину. Но ему думать лень. И боязно: вдруг что не так! А тут он спокоен: у кого поднимется рука критиковать такой плакат? Он холодно спекулирует высоким и дорогим. Да, он спекулянт… В двадцатых годах он спекулировал хлебом, в войну – дровами, продовольственными карточками, потом книгами, сейчас – словами. Он всегда спекулировал тем, чего всем нам не хватало. А сейчас, мне кажется, очень часто не хватает именно настоящих слов…

– Ну, ладно, давай поглядим, что она теперь насчитала. – Нина встала.

И они склонились над свежей лентой – ответом электронного математика.

Электронному математику было легко: он ведь только отвечал на вопросы. А задавали их люди.

10

Чудесное прозрачное апрельское утро.

Последнюю неделю они работали так много, что воскресенье явилось неожиданным маленьким чудом.

Утро Кудесника, как и полагалось воскресному утру Кудесника, началось с похода в детскую молочную кухню. Тетя Дуся, старушка, которую с великим трудом удалось ему отыскать, когда родился Мишка, в воскресенье уезжала "к племеннице", или по святым праздникам шла в церковь, или летом – просто в парк, где играл духовой оркестр, а иногда даже показывали бесплатно кино. Поэтому в воскресенье в кухню ходил он сам. Бутылочки с делениями через пять граммов ставил в маленькую корзиночку, плетенную из цветных стружек. Что-то было смешное и трогательное в этой корзиночке. Что-то от Красной шапочки и Серого волка.

Борис любил эти воскресные походы, потому что никуда не надо было торопиться, можно было посмотреть на город и людей, на все, что делается вокруг. В обычные дни он стремглав кидался в автобус, в котором он знал всех пассажиров в лицо. В обычные дни он не видел города. И вот сейчас он шел, не торопясь, с интересом оглядывая все, что видел. Вот лежит под "Москвичом" несчастный "частник". Вот в подворотне мальчишки играют в "расшибец". Отличная игра! Требует меткости руки и глаза. И он ловит себя на мысли, что он, кандидат технических наук, с удовольствием бы сыграл в "расшибец". А тот дом на углу уже застеклили…