Кузница Тьмы
Шрифт:
– Значит, ты опьянел сильнее моих чаяний.
– Да, и я также ненавижу уродливые истины.
– Почти у всех истин уродливое лицо, дружище. Но я говорил о Драконусе.
Гриззин вздохнул.
– Вина громко вопиет в самые неподходящие мгновения. Пьяница и дурак - вино уже гремит о стенки черепа, я проклинаю тебя и хитрость, к которой ты налил меня ядом Тисте.
– Лучше тебя, чем твою жену.
– Все друзья так говорят. К утру я проголодаюсь - еды не оставишь?
– Ты ничего не взял с собой?
– Каладан Бруд вздохнул.
–
– Сам за тобой из дома вылетел?
– Да, желая заменить голову на плечах. Давным-давно она поклялась не носить клинка, дубинки или железного копья. Но сделала руки смертельным оружием, и опаснее лишь ее характер. Иногда руки хватают что-то, подходящее ситуации. Но, видишь ли, я изучил ее привычки и был осторожен в отступлении.
– А какой повод в этот раз?
Гриззин уронил голову, охватил ладонями.
– Я зашел слишком далеко. Изгнал мальчика.
– Уверен, причина была.
– Он попал под влияние моего первенца, Эрастраса.
– В Сечуле Лате всегда было что-то от безвольного приверженца, - сказал Бруд.
– А Эрастрас амбициозен и готов стать властелином хотя бы мусорной кучи.
– Сетч слаб, это верно. Эти двое вышли из одних чресел... у меня мешочек съеживается от одной мысли.
– Исправь этот дефект прежде, чем обнажишься перед Матерью Тьмой.
– Столь за многое буду я благодарен темноте, ее окружившей. Ну, слова мои смелы, как оружие, но мысли стесняются своей бессмысленности. Я пьян и уныл, один остался путь отступления - бесчувственный сон. Доброй ночи, дружище. Когда встретимся снова, это будет эль Тел Акаев, и дар будет в моих руках.
– Уже мечтаешь о мщении.
– Да, и с удовольствием.
– Это почти нас убило, - пропыхтел Сечул Лат. Его правая рука беспомощно болталась, сломанная не менее чем в двух местах. Он склонился как можно ниже и сплюнул кровь и слизь, что оказалось приятнее, нежели сглатывать - так он поступал со времени смерти упрямой женщины. Вкус во рту напоминал о насилии и диком страхе, и в животе стало тяжело.
– И я еще сомневаюсь.
Эрастрас, стоявший неподалеку на коленях, замотал глубокую рану на бедре и взглянул назад, на блестящую тропу.
– Я был прав. Они идут. Кровь Тисте течет в ней беспорочно.
– Как это сработает, Эрастрас? Я еще не уверен...
– Сечул Лат посмотрел на труп.
– Бездна подлая, ее было трудно убить!
– Они такие, - согласился Эрастрас.
– Но эта кровь - видишь поток на тропе? Видишь, как она поглощает каменья, бриллианты и золото, всю нашу краденую добычу? В этом сила.
– Но не сила Азатенаев.
Эрастрас фыркнул и тут же начал вытирать кровь под носом.
– Мы не единственные стихийные силы в творении, Сетч. Я, однако, ощущаю, что пролитая нами сила отчасти питаема негодованием. Все равно. Она могущественна.
– Я же ощущаю, - сказал Сечул Лат, озираясь, - что это место не для нас.
– Мать Тьма смеет провозглашать его своим, - оскалился Эрастрас.
–
– Вижу Хаос, Эрастрас. Бесконечный шторм.
– Мы сделали это место ловушкой. Пусть сохранит имя на языке Тисте. Останется Шпилем Андиев - едва ли это дает права обладания. Наше деяние лишило его чистоты. Не один К'рул понимает эффект крови.
– Так ты твердишь. Однако я сомневаюсь, что ты точно знаешь, что же мы творим.
– Наверное, ТЫ не знаешь, хотя, возьми меня Бездна, я уже устал повторять. Я знаю, Сетч, а тебе нужно попросту верить мне. К'рул готов отдать силу любому, кто захочет. Свободно. Но тем самым он принижает ее ценность. Нарушает правильный порядок вещей. Мы превзойдем его, Сетч. Превзойдем.
– Он шевельнулся, опираясь о валун.
– Времени мало. Они близятся, Джагут и его заложница-Тисте. Слушай. Мать Тьма понимает исключительность силы, хотя тянется слишком далеко, показывая чрезмерную алчность. Нам нужно втянуть ее в драку. Пробудить к угрозе, которую таят его новые Садки - всем нам. Важно, чтобы она противостояла им и тем отвлекала внимание К'рула. Отвлекшись, он не увидит нас и, разумеется, не поймет наших намерений, пока не станет поздно.
– Он поднял взор на Сечула.
– Вот, я рассказал еще раз. И вижу разочарование в твоих глазах. Теперь что?
– Чувствую себя глупым. Скорее тупым, как ты сказал бы. Где же тонкость?
– Я сдаю ничтожные тайны, Сетч, чтобы лучше хранить важные. Подумай о "тяни-толкай", если угодно. Изучи возможности, помысли наслаждение обманом.
Сечул Лат изучал Эрастраса - лежащего у валуна, избитого до полусмерти.- Ты действительно так умен, как тебе кажется?
Эрастрас засмеялся: - Ох, Сетч, едва ли это важно. Достаточно подозрений, ибо почва воображения плодородна. Пусть другие заполнят пробелы моего ума и сделают меня гением.
– Сомневаюсь в правдивости твоих речей.
– Как же еще. Ну, помоги мне встать. Пора уйти.
– Используя ту самую свободу, которую даровал К'рул.
– Я наслаждаюсь иронией.
Сечул Лат оглянулся на тело Джагуты, лежащее очень близко от края шпиля. Дурное это дело, кого-то убивать. Эрастрас прав: негодование бурлит в воздухе, густое как дым. Такое душное, что голова кружится.
– Не знал раньше, - сказал Эрастрас, пока Сечул неуклюже помогал ему встать, - что убийство может так забавлять.
Сечул содрогнулся.
– Эрастрас, посмотри, что мы натворили. Пригласили ее по ложному поводу и набросились, словно дикие звери. Пробудили гнев Джагутов. Ничего хорошего не выйдет.
– Ночь спускается на Джагутов, Сетч. Их ярость ныне ничто.
– Слишком ты легкомыслен, Эрастрас. Мы только что убили его жену.
– И Худ будет рыдать... что с того? Ну, давай уйдем, прежде чем они не окажутся так близко, чтобы услышать. Не Худ ведь сюда приближается, не так ли?
– Нет, - буркнул Сечул Лат.
– Всего лишь его брат.