Кузница Тьмы

Эриксон Стивен

От замер на тропе, щурясь, смотря вперед.

Позади него Кория пошатнулась от усталости. Кружить по крыше башни - не особенно годное упражнение. Три шага от края до края - таково было ее владение, простор веры богоравной мечтательницы. Оно казалось жалким, мелким, и Кория начала подозревать, что мир преподает уроки смирения всем, даже богам и богиням.

– Уже недалеко, - сказал От.
– Нужно было выбрать меч. Секира словно тяжелеет. Гордость велика, старческие мышцы слабы.
–

Он оглянулся.
– Ты уделила мысли рассыпанным богатствам?

– Я должна была уделить им мысли?

– Я жду от тебя мудрости.

Она потрясла головой: - Мудрости во мне мало, учитель. Однако... я вижу здесь обдуманную насмешку над ценностями.

– Да, но зачем?

– Может, нам говорят: лишь ожидающее в самом конце пути по-настоящему ценно.

– Возможно. Азатенаи - интересные существа. Непритязательные. Лишь один среди них носит титул Защитника, но он никого не защищает. Джелеки приходят в их селения и крадут что могут, вызывая лишь улыбки.

– Может, он защищает нечто незримое.

– И что бы это могло быть?

Она начала думать, выигрывая время на передышку.
– Есть много благ, которые нельзя материально измерить.

– Неужели? Назови одно.

– Любовь.

– Браслеты и золотые кольца, броши и диадемы; дорогие подарки, надежный дом и прочная крыша. Дитя.

– У любви можно отнять всё это, и она останется.

– Превосходно. Продолжай.

– Доверие.

– Храни мои ценности, и я заплачу тебе.

– Это мена.

– Ею покупается доверие.

– Описываемые вами материальные сделки должны символизировать блага, о которых говорю я. Они не блага сами по себе и для себя.

– Но, заложница, разве это не определение любых ценностей?

– Не думаю. Например, жадность - не благо.

– Жадность - язык власти, собирание символов.

Она качала головой.
– Блага нельзя присвоить, их можно лишь выказать.

– Выказать? Как же они выказываются?

Кория скривилась: - Подарками, о которых выговорите.

От кивнул.
– Слушай хорошенько. Ты права, не смешивая символ и его значение; но ты ошибаешься, думая, что так делается редко.

– Тогда я сказала бы, что Защитник защищает различение и, делая так, вынужден встать в стороне, если воры уносят материальные символы благ, чистоту и святость коих он хранит.

От хмыкнул.
– Чудная теория. Я буду...

Внезапное молчание заставило ее поднять взгляд. От смотрел себе под ноги. Еще долгий миг - и он вытащил секиру, снова вставая лицом к подъему тропы.

– Учитель?

– Чем же тогда измерить ценности Азатенаев?

– Учитель? Что...
– Взгляд ее приковало некое движение, что-то блестящее. Она опустила глаза к тропе. Тонкая извилистая струя спускалась меж ломаных колец и разбитых каменьев. В странном бесцветном свете она казалась чернее чернил.

От пошел вверх, держа секиру наготове.

С трудом

распрямившись, избегая ручейка, Кория двинулась за ним.

Через шесть шагов избегать сохнущей жидкости стало невозможно. "Что я вижу, кровь?" Она подумала о богах и богинях, об идее жертвоприношения - столь давно отвергнутой Тисте - и место это вдруг стало холоднее, опаснее.

Не будет вопросов к Оту: неподходящее время. Она оставалась безмолвной, во рту пересохло, сердце стучало в груди.

Подъем заканчивался прямо впереди нагромождением камней - казалось, их вбивали в почву, стараясь тяжестью заставить тропу выровняться. У края что-то лежало - труп, полуголый, с раскинутыми руками и ногами. Похоже, его специально подтащили к уступу. С неровной площадки кровь текла струями, залив немногочисленные рассыпанные драгоценности.

Джагута, женщина.

Она смогла различить вылезающий из груди кончик кинжала; спина выгнулась, намекая, что между лопаток торчит рукоять.

– Кариш.

Слово, вылетевшее из уст стоявшего над телом Ота, было то ли молитвой, то ли жалобой. Тут же он покачнулся, словно готов был упасть - и она подбежала, желая подхватить его вес, хотя, разумеется, ей это не удалось бы. От, качаясь, прошел мимо тела и воздел секиру.

– Кариш!

Кория оказалась у трупа. Она смотрела на него, на первого увиденного мертвеца. Горделивая женщина, черты лица правильные, наверное, даже красивые по меркам Джагутов. Словно хмурится бесформенному небу. Клыки белы, словно козье молоко, рот полуоткрыт, на губах запеклась пена и кровь. Странное выражение глаз - как будто они видят всё, но не видят ничего, на что стоило бы смотреть. Именно их недвижность потрясала Корию. Это смерть. Смерть - недвижность. Недвижность не свойственна живому.

Вершина за наваленными камнями означала конец подъема - пространство шириной в пять или шесть шагов. Престол бога, но стоит на нем лишь От. Джагут изучал почву, будто пытаясь прочесть прошлое.

Недавнее прошлое. Она умерла мгновения назад. Кровь еще не остановилась.

Только теперь она сумела подать голос.
– Куда они ушли? Мы никого не встретили.
– От не отвечал, и она прошла к краю, посмотрела вниз. Кипящий шторм был там, серебристый и какой-то болезненный. Ее охватили волны тошноты, Кория отступила на шаг, чуть не упав.

Рука Ота подперла спину, надежная как камень.
– Не мудро, заложница. Смотреть в Хаос - сдаваться его призывам. Хотя меня очень искушает... Говорят, - продолжал он, с хрустом бросая секиру на гравий, - что Мать Тьма не колебалась. Прыгнула в это дикое королевство. И вернулась, но не прежней женщиной. Теперь она стоит спиной к Хаосу, победительница всего того, чего нет.

Кория удивилась словам, их непонятности, их небрежности в такой момент.

– Я счел это неразумным - делать из себя символ. Если ее жадно желают, стоит ли кому удивляться?