Кузня Крови
Шрифт:
Появившиеся тени привычно зашипели:
— Ха-а-ас-с-сп…
И остались незамеченными для всех, кроме меня.
Я дернул щекой в усмешке и пожал плечами, отвечая на угрозу Преферо:
— Попробуй.
И отвернулся. Желание оказаться в тепле уже стало непереносимым. Меня буквально колотило от холода и было наплевать на все угрозы.
Уже оказавшись в дортуаре, согревшись, слушая дыхание спящих и пялясь в темноту в ожидании, когда тени наконец коснутся меня, я задумался, что это было бы не так уж и плохо — узнать немного тайн своей семьи. Например, как так оказалось, что
Или что случилось на самом деле поколения назад, когда от ещё Дома Денудо откололась ветвь Вораз. И почему с тех пор между нами вражда?
Но либо Преферо не сумела разузнать ничего такого, что заставило бы меня разозлиться и уже самому требовать поединка, либо остыла и решила, что это не лучшая идея — начинать вражду на пустом месте.
Хотя последнее вряд ли. Теперь мы и впрямь видели девушек-птенцов каждый день. Начиная с пробежек по парку и заканчивая стычками в заданиях наставников и в пятидневных сражениях. И Преферо не упускала шанса ожечь меня ненавидящим взглядом или, наплевав на приказы гонгана, пробиться ко мне и сойтись в схватке.
И пока что ни разу оказаться победителем ей не удалось.
До сегодняшнего дня.
Сегодня гонганом назначили Фату. И в этом деле он оказался ещё хуже меня. Наш проигрыш был неизбежен. А значит, неизбежна была и моя «смерть», ведь наставники строго следили, чтобы схватки шли до последнего человека и безоговорочной победы. Раз за разом повторяя, что необходимо сражаться до конца и победу можно вырвать даже в самом безвыходном случае.
Возможно, они и были правы.
Но не сегодня. Не после такого удачного удара противника нам во фланг и ошибки Фату с Великими паладинами и облаком падающего с неба сонного порошка.
Я отбил один удар, второй, вывернул руку, будто собираясь ужалить в плечо, и позволил мечу Преферо скользнуть по моему клинку, чтобы…
Мир померк.
Две «смерти» в день — это очень много. Проклятый Фату, с его гениальным решением расколоть центр врага одним могучим ударом!
И проклятый Андалио и его люди. Всё проходило точь-в-точь так, как и говорил Трейдо. Я не мог выиграть у Андалио. И он прислал Эстро. Я не мог выиграть у Эстро. И его сменил другой. Я было начал выигрывать половину схваток, но с каждым днём становился всё слабей и медленней. Победы стали редки, а затем и вовсе исчезли. И напротив меня встал другой южанин.
Будь проклят Андалио с его честностью. С каждым днём я ощущал себя всё большим и большим ничтожеством, словно он был прав и ихора в моих жилах не осталось и капли.
Я уже выучил слабые места всех его людей, казалось, знал куда и когда каждый из них ударит. И всё равно не побеждал. Мне не хватало чуть-чуть силы, чуть-чуть скорости, чуть-чуть выносливости, чтобы выходить победителем из всех этих схваток. Последние дни я и вовсе использовал только стойку с мечом на плече. Просто потому, что иначе вечером, после долгой пробежки к Кузне мне не хватало сил вовремя вскинуть меч.
Эти проклятые тени!
Трейдо закончил ополаскиваться из бочки,
— Ты не думал, что уже всё и всем доказал?
Хасок поддакнул:
— Да, Лиал, просто откажись наконец от поединка.
Я кивнул. Поняв, что они ждут от меня хоть какого-то ответа, выдавил из себя:
— Я подумаю.
И думал, пока не пришли тени. Думал, когда, скорчившись после их прикосновения, обхватив себя руками, пытался хоть немного согреть глыбу льда, которую они оставили во мне. Первым, как всегда, потеплел медальон на груди. Забавно, что металл согрелся под моими руками быстрей, чем кожа.
А вот затем все эти мысли из головы вылетели, словно их выдул ледяной сквозняк.
Что за глупость я только что выдумал? С чего я решил, что это я согрел медальон?
Прислушался. Вокруг раздавалось лишь дыхание спящих. Я скользнул с кровати, вбил ноги в сапоги. Через десяток ударов сердца уже оказался в уборной, где тлел неяркий свет.
Торопясь, расстегнул цепочку восточного плетения, благодаря Хранителей, что звено-застёжка легко находится на ощупь.
Под самым светильником повертел серебряный медальон, соображая, как он может открываться. Так и не поняв, просто подцепил ногтями едва ощутимую щель и потянул закраины, пытаясь разделить его надвое.
И сумел.
Медальон отворился в моих руках, словно книга, показывая своё содержимое.
И заставляя меня беззвучно выругаться.
Я покосился на дверь, развернулся к ней спиной, прикрывая медальон и жадно вглядываясь в то, что дал мне отец и о чём я давно позабыл.
Слеза Амании.
Отец тогда сказал, что это самая крупная слеза нашего Дома. И я решил, что он отдал свою.
Я ошибался.
Прозрачная, блистающая сотнями гранями слеза, что лежала в моём медальоне, была во много раз крупней, чем слеза отца. Его была размером с косточку вишни. Моя размером с орех, занимая едва ли не весь медальон.
По сути, он был лишь серебряной глухой оправой, что скрывала слезу от чужих глаз. И подобной слезы не было и быть не могло в нашем Малом доме. Иначе мы бы не считались одним из бедных Малых домов севера, всей гордости которого лишь в череде предков, памяти о временах, когда мы назывались Великим домом, Первым домом Севера и замке, что остался с тех времён.
Но тайну такой огромной слезы ещё предстоит узнать по возвращении домой. Сейчас же меня больше занимало то, что она была заполнена силой Хранителей лишь наполовину.
Глупо было бы думать, что такой её мне вручил отец.
Слёзы наполняются на алтаре Хранителей. На алтаре, перед которым мы возносим им молитву, делясь огнём души. Эта привычная деталь и есть то главное, о чём я позабыл в своих размышлениях. Вот почему днём мне хватает сил выполнять задания наставников и бегать по лесам, хватает сил решить, отдать ли победу в схватке с Преферо или убить её. А вечером, после молитвы Хранителям, я не могу выиграть в поединке ни у одного южанина!
И вот почему мне становится легче после того, как тени уйдут. Это не я грею медальон, прижимая его к заледеневшей груди. А слеза Амании в нем делится со мной запасённой силой.