Квартет [Quartet]
Шрифт:
На женской половине:
ДЖИН (СИССИ). Ну как мои глаза?
СИССИ. Лучше не бывает. ДЖИН, я могу тебе еще чем-то помочь?
ДЖИН (взрываясь). Ради Бога, перестань навязываться со своими услугами! Я этого не переношу!
Обескураженная Сисси умолкает. Джин возится с гримом.
На
УИЛФ. Под мышкой немного жмет.
РЭДЖИ. Лямки надо бы пришить к камзолу.
УИЛФ. Да, конечно. Но сейчас и так сойдет.
На женской половине:
СИССИ (ДЖИН). Я никому своих услуг не навязываю. И я вовсе не добрая. Я просто раскаиваюсь.
ДЖИН. А в чем ты раскаиваешься?
СИССИ. Я вела безнравственную жизнь.
ДЖИН. Ерунда!
СИССИ. Нет, не ерунда.
На мужской половине:
УИЛФ (Рэджу). Вот так лучше.
РЭДЖИ. Надевай вместе с камзолом.
Уилф достает камзол из мешка. Надевает его.
На женской половине:
СИССИ. Кто-то когда-то сказал, что я жаждала страстной любви. Вот почему я всегда была такой ветреной.
ДЖИН. Все мы жаждем любви. И хотим быть любимыми.
Вынимает из мешка платье, его надевает.
СИССИ. Меня рано отправили в Англию, в школу-пансионат. Родители оставались в Индии. Их я почти не помню. Отец — Клайв Робсон, имел чин полковника — у него был очень острый язык. Он умер, когда я кончала школу. Мама была против моего приезда на похороны. Вот я и осталась с теткой Фионой. Нрав у нее был недобрый, она не давала мне заниматься пением. Мама написала, что возвращается домой в Англию… Но она скончалась, прежде чем пароход отчалил от берега. Не могу вспомнить, когда я в последний раз видела своих родителей. И тогда я сказала тетушке Фионе: «Благодарю за все, что ты для меня сделала!» Простилась, и никогда ее больше не видела…
Появляется УИЛФ.
УИЛФ. Ну как?
ДЖИН. Ужасно.
УИЛФ. Слишком большой?
СИССИ. И не только. Ты похож на верблюда, которому хирург неправильно вправил горб.
Уилф возвращается к Рэджи.
УИЛФ. Они сказали, что слишком много горба.
РЭДЖИ. Возможно, они правы. Давай посмотрим еще раз, убавим.
Уилф снимает камзол, оба занимаются толщинкой.
На женской половине:
СИССИ (ДЖИН). Не думай, что я ищу сострадания. Нет, нет и еще раз — нет! У меня была хорошая жизнь. Вот только мужчины были моим несчастьем. Они плохо со мной обращались, но я сама к этому поощряла.
ДЖИН. Также, как и я.
СИССИ (собирается с духом). ДЖИН, скажу тебе, что я одну ночь провела с Энрико Кардинале.
ДЖИН. Не может быть!
СИССИ. Да, это так. И очень об этом жалею. Он был для меня страшным разочарованием, как, впрочем, и все мужчины. Я никогда, никогда… как бы сказать это поделикатней, не получала от них удовлетворения.
ДЖИН. Это произошло, когда мы с Энрико были вместе?
СИССИ. Да.
ДЖИН. А я-то была уверена, что Энрико гей.
СИССИ. Да, гей. Но он не хотел быть таким. Он был католиком и он признался мне. Это было одно из самых страшных признаний, которые я слышала. Представь себе: мы оба рядом лежим в темноте. Он говорит: «Я никогда не умел это делать». Вот и все.
ДЖИН. Почему все самые красивые мужчины так часто бывают геями?
СИССИ. Потому что они уважают в тебе личность, а не подстилку.
ДЖИН. А Рэдж, как ты думаешь, гей?
СИССИ. Да, что ты! Конечно нет!
ДЖИН. Ты в этом уверена? У тебя ведь с ним не было постельной тусовки? Я это знаю.
СИССИ. РЭДЖИ не мой тип. Он слишком мягок и женственен. И никогда не возбужден. И от него нет никакого запаха. А я люблю мужчин мужественных, пахнущих мускусом. Мужественность — ее так редко встретишь в наших мужчинах.
ДЖИН (повернувшись спиной). Застегни мне, пожалуйста платье.
Сисси застегивает платье.
СИССИ. Но почему именно ТЫ спрашиваешь меня о РЭДЖИ? Вы же с ним были женаты?
ДЖИН. Да. Но очень недолго.
СИССИ. Как долго длилось это «недолго»?
ДЖИН. Всего лишь девять часов.
СИССИ. Девять часов!?
ДЖИН. Тссс. Он может услышать. А это так унизительно Прошу, никому не говори об этом. Это не то, чем можно гордиться.
СИССИ. Девять часов?!!
ДЖИН. Наша свадьба состоялась в одно из воскресений месяца мая, в три часа дня. В половине девятого мы покинули пиршество. Нас проводили в отель «Савой». Отец снял нам номер. Там мы должны были провести нашу первую брачную ночь, а на утро отправиться в Рим, в наше свадебное путешествие. В номер нам принесли ужин с шампанским. Помню, РЭДЖИ съел еще омлет и мармелад. Около одиннадцати мы разделись. Я в спальне — он в ванной комнате. Обнаженная, я лежала в кровати и ждала его. Он пришел, одетый в пижаму, лег рядом со мной, погасил свет. И в темноте я тоже выслушала страшное признание, только еще более безнадежное: «У меня это никогда не получалось и, как сказали врачи, — я никогда, никогда не смогу…»