Квартирный вопрос (сборник)
Шрифт:
— Да как все, — грустно улыбнулся Библиотекарь. — Приедут на свой Этаж, выберут Старейшину, расселятся по отсекам… Ну а дальше свои детки пойдут. Взрослая жизнь так завертится, что не успеют оглянуться, как станут такими же, как мы, ворчливыми стариками, — он снова похлопал Сергея по плечу. — Да не волнуйся ты! Справится твой Ванька. Парень мозговитый, все на лету схватывает. Глядишь, и Старейшиной выберут. Да и девушка у него вроде нормальная…
— Не нравится мне эта Мира, — нахмурился Шестов. — Не пара она моему сыну! Такая своего не упустит, даже если придется через людей перешагивать.
— Понимаю, — кивнул Библиотекарь. — Тебя все родители на Этаже понимают. Потому что точно так же думают: мол, дети без рук без ног — приедут на свой Этаж и с голода помрут… Да проснись же, Сергей Федорович! Тебе скоро сорок лет. Дети выросли. У них своя жизнь. Мы — лишние.
Сергей опустил взгляд и кивнул:
— Может, ты и прав.
— Конечно, прав, — подтвердил Библиотекарь. — Пойдем лучше выпьем, чтобы у детей все путем было! У меня со вчерашнего еще бутылочка «домашней» осталась на этот случай.
Идти до Библиотеки было недолго. От Лифтовой Площади — к Центральному Парку с его недосягаемыми серыми сводами и витиеватыми колонами. Мимо башни Старейшины, включенных фонтанов, старых лавочек и причудливых растений в кадках. Затем по проспекту вдоль жилых отсеков, в окнах которых обязательно промелькнет знакомое лицо.
Стеклянные двери Библиотеки были открыты. В просторном зале пахло пылью, бумагой и забытыми мыслями. Несметное количество книг бесформенной грудой лежало на полу перед стеллажами, ожидая своей очереди. Расставлять фолианты следовало строго по алфавиту и, судя по пустым полкам, работы хватит еще не на один десяток лет.
Библиотекарь бережно убрал с рабочего стола книги, включил лампу. Через минуту на маленьком островке света уместились бутылка настойки, пластиковая посуда и брикеты с едой.
— Ну… — поднял стопку Библиотекарь. — Чтобы у них все было, чего у нас не было!
Пластиковые стаканчики беззвучно стукнулись, горький алкоголь заглушил мысли. Сергей распаковал свой брикет, вспомнив детское ощущение любопытства. Все брикеты в Кладовой выглядели одинаково, надписи на коричневой упаковке отсутствовали, и узнать, что внутри, можно было только развернув содержимое. Сегодня ему досталась малоаппетитная коричневая масса.
— Ну что? Заглушил боль и печаль? — поинтересовался Библиотекарь.
— Не особо, — отмахнулся Сергей.
— Тогда еще по одной!
После очередной стопки, начавшей специально сохраненную «на этот случай» вторую бутылку, пошли разговоры о жизни. Сергей с важным видом погрузился в тонкости устройства Обиталища:
— Я тебе как исследователь Нового Мира говорю: самая главная загадка — в том, что происходит с опустевшими Этажами. Ведь если Обиталище бесконечно, как говорится в Молитве, то, получается, и Этажей бесконечное множество. Следовательно, если Этаж опустел, он больше никогда не заселится. Но это же… — глаза Шестова забегали по корешкам книг в поисках подходящего слова. — Расточительство! Понимаешь?
Библиотекарь кивнул и перехватил эстафету, поведав лучшему другу, насколько важно расставлять книги по алфавиту:
— Многие этого не понимают, но я чувствую, что, когда последняя книга займет свое место, случится что-то невообразимое…
— Ты начнешь расставлять книги по цветам обложек? — хихикнул Сергей, уткнувшись ухом в ладонь.
— Нет, — серьезно ответил Библиотекарь. — Я думаю, приедет Лифт.
— Лифт? Как тот, в котором уехали Дети?
Библиотекарь подался вперед:
— Этот Лифт отвезет нас туда, где все наши близкие. Живые, здоровые, счастливые… Все те, кого мы потеряли.
Сергей перевел взгляд на обертку из-под брикета. Всякий раз, изрядно подпив, Библиотекарь рассуждал о Последнем Этаже. Иногда он приносил книжки, из которых зачитывал фрагменты или показывал иллюстрации с ангелами. Но чаще просто рассказывал о волшебном месте, куда попадают после смерти.
— Ничего не говори! — Библиотекарь разлил по стаканам остатки второй бутылки и залпом проглотил свою порцию. — Слова всё портят. Я в это верю, других не заставляю. Я про такое место читал. Раем называется. Там все встречаются: и живые, и не очень… Последний Этаж, в общем. А иначе… — он оглядел высокие стены, пыльные стеллажи, аккуратные стопки книг. — …ради чего все это? Ради чего?
Домой Сергей возвращался в скверном настроении. Алкоголь выветрился. В мыслях то и дело всплывали слова Библиотекаря о Последнем Этаже. Конечно, все это сказки наподобие тех, что Сергей рассказывал еще маленькому Ваньке. Про мир без стен, про потолок, до которого невозможно дотянуться…
Эти истории Сергей слышал от родителей и по-своему пересказал сыну. Многие слова в этих сказках были незнакомыми: «небо», «облака», «солнце», «звезды» — родители сами толком не могли объяснить, что это. Небо Сергей представлял в виде высокого голубого потолка, звезды — как лампочки под сводами Площади. А еще в сказках были разные существа, жившие рядом с людьми — например, добрый песик Шекли, который всегда приходил на выручку.
Впрочем, во всех историях было еще одно слово, знакомое, — «беда»…
Именно беда забрала небо, облака, солнце и звезды, сказочных зверюшек. Куда? Зачем? Эти вопросы остались без ответов. Да, если честно, никто их и не задавал. Сказки на то и сказки, чтобы в них верили дети. Шестов знал на собственном опыте: все, что мы любим, можно потерять в одно мгновение, как случилось с ним в тот день, когда при родах умерла его жена. Беда…
Сергей сбавил шаг и осмотрелся. В зашторенных окнах горел свет, на улицах безлюдно. Сам того не заметив, Шестов вернулся к Лифтовой Площади.
— Пути назад нет, — прошептал Сергей.
Он подошел ближе и коснулся рукой холодных дверей Лифта. Мысленно перенесся назад, в ту минуту, когда провожал сына. Вспомнил, как ему хотелось вместе с молодыми войти в кабину — просто чтобы быть рядом в трудный час. Впрочем, положа руку на сердце, кому он нужен? Прав Библиотекарь: ты уже старик. Доживай свои дни, а если повезет, свидитесь на Последнем Этаже…
И тут двери Лифта разомкнулись грубым рывком. Заскрежетал металл. В мерцающем свете кабины Сергей увидел замаранные кровью стены и пол. Прямо возле входа — тело молодой девушки. Вся ее одежда была перепачкана кровавыми следами от обуви. Голова неестественно запрокинута назад.