Кваздапил. История одной любви. Окончание
Шрифт:
Я надел трусы и открыл дверь. У себя дома стесняться посторонних и создавать себе неудобства не хотелось. В конце концов, ни для кого не секрет, что происходит в нашей комнате. Имею право ходить просто в трусах.
На кухне было пусто, на столе одиноко стояли две чашки с чаем – наполненные и забытые. Я перевел взгляд в прихожую. Машкины серо-белые кроссовки и более внушительные черные стояли рядом с кроксами Даши. А на ручке двери родительской спальни висела бейсболка.
Первый позыв – вознегодовать и в праведном гневе качать права старшего брата, который отвечает за моральный облик сестренки-несмышленки.
Хорошо, что у трусов нет ремня. Я медленно выдохнул. Нельзя поддаваться чувствам. Слова, какими бы ни были, всего лишь врут, а эмоции доводят до беды. Нужно отстраниться от того, что взбесило, досчитать до десяти и дальше разбираться логически.
Если подумать – что, собственно, такого происходит? Девочка выросла, она девочка только для родителей и для меня, привыкшего ее опекать. На самом деле Машка уже взрослая. Если быть с собой честным, то я развлекаюсь с первой же особой женского пола, которая дала мне такую возможность, и просто удовлетворяю физиологические потребности, а Машка проводит время со своим парнем – именно со своим, постоянным, который ее любит и доказал это. У них отношения. У таких отношений иногда бывает будущее. Иногда на всю жизнь. Сравним это с моей ситуацией. Я сплю с девушкой, подругой сестры. Хорошо хоть, что подруга на несколько лет старше и явно совершеннолетняя. Конечно, общение с такими подружками не прошло даром, и сестренка повзрослела раньше, чем мне хотелось бы. Но это ее жизнь, ее выбор. Вот и получается, что сегодня Машка, ищущая возможности уединиться с постоянным парнем, моральнее меня, очень больно учившего ее жизни без какого-либо права на это.
А она меня не укоряет. Она желает мне счастья и радуется за меня. Ей хорошо от того, что мне хорошо. Кто из нас прав?
Я отвернулся от двери, за которой царила мертвая тишина (там, наверняка, услышали мое появление и теперь изображают памятники перед открытием), и пошел в туалет.
Физическое облегчение принесло за собой моральное. На душе полегчало.
Не мое дело лезть в жизнь сестры и, тем более, портить ее. Мое дело – указывать на опасности и помогать, если указание запоздало или было понято неправильно.
Шумно сработал слив, я помыл руки и вышел.
Дверь родительской спальни распахнулась, оттуда выскочила сестренка. Свободной рукой она прикрывалась снизу. Надеть на себя хоть что-то Машка не удосужилась. А действительно, зачем? Чего я там не видел после экзекуции на квартире с «Надей»? Зато расставлены точки над i: мы, дескать, занимаемся тем же, что и вы, мы об этом знаем, вы об этом знаете, к чему же лишнее ханжество разводить?
Что на это сказать? Машка – сестра своего брата, кровь от крови. У нее те же мысли, с которыми я гулял по квартире в одних трусах: «У себя дома стесняться посторонних и создавать себе неудобства не хотелось…»
В проеме двери виднелся разложенный диван родителей. Раскинувшийся на нем Захар резко прикрылся простыней.
– Оденься! – запоздало крикнул он Машке.
Поза, голос и выражение лица дали понять, что ему небезразлично, в каком виде его девушка шастает по квартире. Пусть эта квартира – ее дом, но в доме есть ее брат, не говоря про еще одну особу непонятного положения, но тоже явно горизонтального. Звук опорожненного мной бачка, через минуту после которого выскочила дожидавшаяся освобождения туалета Машка, подразумевал, что брат выходил из спальни и, возможно, туда еще не вернулся, и сестренке действительно следовало одеться или немного подождать. Но это же Машка, и этим, к сожалению, все сказано.
– Да ладно тебе, – отмахнулась она от Захара, как от назойливого комара, поморщившись от назидательного тона и излишней заботы, – Санька и тебя без штанов видел, когда ремнем по квартире гонял, и это не говоря про фото. Вот уж денек тогда выдался…
Дверь родительской спальни, наконец, закрылась, и с истерическим смешком Машка прошмыгнула мимо меня, застывшего столбом, к освободившемуся заведению.
Вновь до чесотки в ладонях захотелось дать ей вдогонку «леща». Благо, плацдарм для внезапного удара был предельно расчищен и прямо-таки просился под силовое воздействие. Не ремня же, в самом деле? Девочка выросла, ремень отменялся на веки вечные.
Именно то, что девочка выросла, заставило меня вернуть поднявшуюся руку на место. Не хотелось попасть в двусмысленное положение. Шлепок по заднице нашкодившей сестренки – это одно, а касание мужской пятерни обнаженной пятой точки красотки вроде той, какой стала Машка, если глядеть на ситуацию со стороны…
За моей спиной Машка изменила маршрут, опередила меня на пути к бывшей нашей с ней, а сейчас моей с Дашей спальне, и сунула туда любопытный нос:
– Я придумала новую игру! Сыграем потом все вместе, такого еще не было: будем играть в карты на одевание!
– А ремня не хочешь?
– Отличная идея! Сыграем на «дать ремня»! И уж тогда я отыграюсь за прежнее!..
Я не выдержал, ладонь взвилась в замахе.
С хохотом Машка увернулась, поскольку я постарался промазать, и юркнула за дверь туалета. Установилась благословенная тишина.
Я вернулся к Даше. В голове звенела пустота. Мир вокруг стал неконтролируемым, и мне не нравилось то, что происходит.
Нет, кое-что нравилось. Даша ждала меня накрытая одеялом, и едва дверь захлопнулась, все лишнее было отброшено – нам не требовались посредники. Мы оба хотели видеть и чувствовать, и все, что этому препятствовало, воспринималось как личный враг.
Но меня грызли сомнения. Я присел рядом с потянувшейся ко мне Дашей. Ложиться не стал, просто погладил ее по растрепанным волосам:
– Не знаю, что делать. И не знаю, надо ли что-то делать. Мне не нравится чрезмерная раскрепощенность Машки, так не должно быть. У тебя есть брат?
Даша опустила глаза.
– Нет.
В короткое слово она вложила столько тоски и отчаяния, что у меня мурашки пробежали. Одна в целом мире… Некому защитить, некому приласкать, некому обнадежить и утешить…
Все же хотелось выяснить волновавшее меня, и я продолжил:
– Если бы у тебя был брат – ты бегала бы перед ним нагишом?
– В детстве все братья и сестры бегают нагишом друг перед другом.
– В том и дело, что детство кончилось.
– Детство заканчивается, когда начинается ответственность. Маша всегда думает, прежде чем что-то сделать. Разве она делала что-то такое до сегодняшнего дня?
В отношении меня – нет, но за ней тянулся целый хвост неприличных приключений…