Кваздапил. Наявули

Ингвин Петр

Я нарезал хлеб и заглянул в холодильник. Он ничем новым не порадовал: в большом отделении дожидалась обеда и ужина кастрюля борща, на других полочках нашлись майонез, томатная паста, остатки сливочного масла и три вида варенья. У мойки для посуды стояла банка соленых огурцов. Небогатый выбор для закуски. На внутренней дверце холодильника, как всегда, стояла початая бутылка водки – в доме ее не столько пили, столько использовали как обезжиривающее или обеззараживающее средство. Вместо спирта. Дешево и сердито, и, как говорится, на любой вкус. В качестве спиртного

ни я, ни Маша хранившуюся в доме водку не воспринимали. Сейчас в бутылке оставалось буквально на донышке – видимо, к родителям заходил гость, для которого эта техническая, с нашей точки зрения, жидкость имела другую ценность. Не понимаю таких людей. Менять реальную жизнь на пришибленно-иллюзорную… Хорошо, что Машка тоже не такая. Плохо, что чересчур.

Я достал масло и варенье – остальное содержимое холодильника не соответствовало жанру.

Из откупоренной поллитровки с наливкой пахнуло фруктовым миксом и резкой, для меня неприятной, ноткой алкоголя.

Кажется, Машка нашла, наконец, довод, который позволил бы им юркнуть обратно за дверь. Она набрала полную грудь воздуха…

– Чай с бутербродами будете? – перебил я.

Захар толкнул Машку в бок, отчего она чуть не поперхнулась, и оба кивнули:

– Не откажемся.

Долго не знавшие, как подступиться к решению своего вопроса – возможности продолжить сладкий тет-а-тет – Машка с Захаром обрадовались: временно у них нашлось занятие, а после совместных посиделок настроение у меня, возможно, повысится…

А ведь теперь точно повысится. Они постарались. Даже потратились ради моего удовольствия. Надо отдать должное Машкиной сообразительности: если бы не они вышли ко мне, получавшему подарок от их имени, а я сам обнаружил в родительской спальне чувственные шуры-муры, то результат, вопреки всем моим логическим выводам, мог скатиться к случившемуся недавно кошмару. Эмоциям не прикажешь.

– Интриганка, – буркнул я не столько недовольно, сколько с признанием ее заслуг в этой области, когда Машка уселась за стол между мной и Захаром.

Даже размещение продумала – сделала так, чтобы злой сильный брат физически не контачил с раздражавшим его добрым и нежным парнем.

А я еще дурой ее обзывал. Правильно говорила Хадя: когда показываешь на кого-то пальцем, три в это время смотрят на тебя. Три один в пользу сестренки.

На мой выпад сестренка не обиделась, посчитав (и правильно) его восхищением.

Я заметил, что чайник остался невключенным, а взгляды молодежи периодически постреливают на бутылку.

– Уже пробовали? – спросил я.

Захар отвернулся, будто не понял вопроса, а Машка мелко кивнула, чтобы не развивать тему.

Именно из-за этого мне требовалось словесное подтверждение.

– И как вам?

– Вкусно, фруктами отдает. Ликер напоминает. – Осознав, что каждое лишнее слово становится чересчур лишним, Машка завершила: – Мы только пробуем, чтобы, если что, разговор поддержать. Как сейчас.

– Налить? – прямо поинтересовался я.

Захар сглотнул. Машка помотала головой:

– Мы не пьем. Ну, разве что по чуть-чуть…

– Нет уж, ребятки, нет – значит, нет. Чуть-чуть алкоголиков, как и чуть-чуть беременных, не бывает.

– Выходит, ты у нас алкоголик? – Машка состроила ехидную улыбочку.

Не найдя, что ответить, я вскипел:

– Чайник ставь, если пить хотите.

Что бы кто ни говорил, а сила – главный довод в любом споре.

Через пару минут мы уже поднимали в тосте «бокалы» – стакан и две чашки с чаем.

– За что? – спросила Машка.

– За нас всех. Чтобы у всех нас было все хорошо.

– А у нас с Захаром и так все хорошо. – Машка чмокнула парня в щеку. – Поэтому предлагаю выпить за тебя, Саня. Пусть все будет хорошо именно у тебя!

– Хороший тост, мне нравится. За меня и мое «хорошо»!

Я опрокинул в себя полстакана наливки.

Хорошо пошла. Заданное тостом «хорошо» уже стало сбываться.

Масла не хватило даже на три бутерброда, и варенье мазали прямо на хлеб. И с чаем, и с наливкой сочеталось чудесно.

Второй тост мы подняли за родителей:

– Без них нас бы не было! Пусть у них тоже все будет хорошо!

И снова всем стало хорошо.

– Кстати, о родителях… – Машка глянула на часы в телефоне.

– Скоро должны прийти? – Я сосредоточился на большом настенном циферблате, где вместо привычных арабских цифр были римские. Почему-то указанное стрелками значение дошло не сразу, мозг хотел отдыхать, а не работать. – Нет, с чего ты взяла? Они только вечером придут.

Маша умилительно поджала губки:

– Нет, я имею в виду другое. Родители – это здорово. Это связь поколений. Это правильное воспитание и долг перед обществом. И нам с Захаром, и тебе однажды или не однажды предстоит стать родителями. Это очень важно и ответственно. Ты не возражаешь, если мы пойдем и немножко потренируемся?

Я долго продирался сквозь словесные кружева, а когда дошло…

От смеха наливка едва не пошла обратно.

– Ну и сказанула!..

Машка вскочила, выталкивая перед собой Захара:

– Отдыхай, мы тебе не помешаем.

Пока я собирался с мыслями для ответа, дверь родительской спальни уже закрылась.

На ручке качалась бейсболка Захара.

Однако, выросла молодежь. Я и не заметил. Некогда было. Я все время свои личные проблемы решал. А теперь нету их, проблем, вместе с личной жизнью. И что же теперь, из-за своей неустроенности всем жизнь портить?

Я налил еще стакан, сразу до краев.

Когда за стенкой младшая сестра занимается взрослыми делами с посторонним парнем и это не просто известно, а иногда очень даже слышно – это просто жесть. Как сознание ни уговаривало себя, что девочка уже большая и что, видимо, время пришло, а душа требовала вмешаться и «не пущать». Сестренка ощущалась собственностью, на которую покушаются. Наверное, так родители видят детей – вечно маленькими и неотделимыми от себя. Я любил Машку и никому бы не дал в обиду. И она меня любила. И столько перетерпела из-за меня. Неужели я не отплачу добром за добро?