Квазиклассический треугольник
Шрифт:
Когда я подавал ему чашку, он насторожился. Не то чтобы заподозрил неладное, просто почуял опасность, так как я не мог скрыть волнение. Он отпил глоток и больше к чаю не прикасался. Но глотка хватило.
Он сдавался. Он уже не мог скрывать своих чувств, он сидел так, чтобы все время видеть Зофью. Каждое движение ее тела вгоняло его, а, следовательно, и меня в краску, он все чаще запинался, все бессвязнее говорил. У него даже руки дрожали.
Сейчас я вспоминаю эту беседу и вижу, насколько нелепой, насколько нереальной она была. Двое только что не сошедших с ума мужчин, спрятав глаза, выжимали из себя никому не нужные фразы. Зофья
Я даже предположить не могу, чем бы все это кончилось, если бы не сигнал тревоги.
Как только он отзвенел, запищал вызов и вспыхнул экран телефона.
– Борис, вы дома?
– спросил Жозеф, мой сосед, человечек с искусственным лицом. В нашем поселке множество инвалидов. Жозеф болезненно вежлив. Он больше трех лет ходил со мной на отстрелы в одном вертолете, а все на вы. Слово "ты" он не смог бы выговорить даже под пыткой.
– Что случилось?
– Я прекрасно знал, что случилось, я чуть не попался, я подумал о пауке слишком открыто, но Борис не успел уловить - он вслушивался во внешний разговор, да и лицо Жозефа с непривычки ошарашивало.
– Я вам не помешал?
– Что случилось?
– Но я вижу - у вас гости!
– он не позволил себе вглядеться в Бориса, сразу отвел глаза, однако удивления скрыть не мог.
– Жозеф, почему тревога?
– О, ничего такого, мадам. Это даже не тревога, а так, небольшая забота, и я был бы очень признателен вашему мужу...
– Кто?
– не вытерпел я.
– Ипритовый паук. О, совсем небольшой паучок, уверяю вас, мы с ним быстро...
– Жди у вертолета.
– Но у вас гости!
Я выключил телефон, снял со стены стоп-ружье, коротко извинился и пошел к выходу. Это был тонкий момент. Борис глубоко сидел на крючке, по моим расчетам он никак не мог оторваться от Зофьи и увязаться за мной, но в принципе такая опасность существовала, и поэтому надо было спешить, не давать ему времени на раздумье.
– Что случилось? Может быть, я с тобой?
– Сиди. Я скоро, там ерунда. Минут пять-десять.
Я вышел, заковылял к вертолету, около которого уже вертелся Жозеф. Через Бориса я видел, как жена принялась объяснять, что произошло.
Нет, я все-таки пойду с ним, - Борис поднялся со стула, но Зофья тронула его за руку.
– Останьтесь, - сказала она, и вы бы слышали, каким тоном!
– Он прекрасно справится сам.
Он послушно сел рядом и повернул к ней немеющее лицо.
Ипритовый паук - невероятно прожорливая, невероятно плодовитая всеядная тварь, одно из немногих животных, которым люди позволяют жить на Куулу в относительно близком соседстве с собой. Он похож на бурдюк павлиньей расцветки четырьмя лапами и несколькими выхлопными хоботами, через которые в момент опасности или охоты выстреливается парализующий газ, для человека безусловно смертельный. Генная память паука, как и всей фауны Куулу, нестабильна - следствие экологического взрыва, о котором я уже говорил. На практике это значит, что даже особи одного подвида не имеют единой анатомии, то есть каждая особь - уникум. У нас поэтому разрешен только фиксирующий отстрел, который не разрушает тела животного. Фиксированные туши мы обязаны, видите ли, отсылать
Любимое лакомство ипритового паука - прыщеног в период течки. Он идет за мускусом, как земной кот за валерьянкой. Его трудно убить. Единственный жизненно важный центр - мозгожелудок - блуждает по всему телу. Чтобы попасть в него, нужен немалый опыт. Все зависит от того, какую позу принял паук перед выстрелом. У меня такой опыт есть.
Нам попался паук, легкий для фиксации - у него было только три хобота. Сверкая хитиновыми щитками, он мчался прямо на поселок, этакая скотинка высотой в шесть метров.
Мы надели маски, я поднял ружье и прицелился. В этот раз охота была для меня трудной: я не мог, да и не хотел сосредотачиваться на пауке, меня волновало то, что творилось дома. Я слышал неясное бормотание сбивчивых мыслей своего двойника, чувствовал биение его сердца, вместе с ним волновался, но слов не слышал. А слышать очень хотел и потому пропустил момент, когда паук принял позу "роженица", на ходу сбросив яйцо.
– Надо было стрелять, - мягко сказал Жозеф.
– Он промахнулся, - пробормотал Борис.
– Кто?
– спросила Зофья.
Мы уничтожили яйцо, догнали паука и помчались вместе с ним дальше. Он, наконец, заметил нас и угрожающе выставил центральный хобот, самый толстый. Но близкий запах околдовал его, он несся, не разбирая дороги, от возбуждения всхрапывая и пуская облачка желтоватого газа. Они сидели близко, чуть не касаясь друг друга. Когда из-за пригорка вырос поселок, Зофья снова, теперь уже не маскируя случайностью, дотронулась до Бориса, и Жозеф спросил:
– Вам плохо?
– Занимайся своим делом!
– Извините.
Паук наткнулся на жвалы прыщенога, принял позу "омега", при которой мозгожелудок находится в центре тела с вероятностью ноль девяносто два, и я выстрелил.
– Вы его любите?
– Да. (Теперь остро, остро все слышалось!)
– Он много думает о вас. Я знаю.
– Наверное, это очень неудобно - все время читать чужие мысли.
– Вы знаете, они как бы мои.
Тут особой разницы нет.
Разницы нет.
Стрелять пришлось еще четыре раза, прежде чем он застыл. Некоторые пауки имеют привычку после неудачного выстрела замирать притворно, поэтому для проверки фиксации я выпустил в него болевой заряд. Все три хобота торчали кверху, лапы вывернуты - типичная омега, приятный сюрприз какому-нибудь музею.
– Убил, наконец, - хмуро сказал Борис, и, словно возражая ему, Жозеф произнес устало:
– Доконал нас этот паук.
Спустя минуту отказали рули. Все шло точно по плану, на удивление точно, и это настораживало. Я сообщил домой о поломке, сказал, что задержусь на полчаса, и мы сели. Борис радовался и одновременно стыдился своей радости, и не хотел думать о том, что я могу все прочесть. Он не знал, на каком свете находится, как себя вести, что можно и чего нельзя говорить Зофье. Нужно было молчать, однако и молчание получалось многозначительным. Меня больше интересовало, что происходит с Зофьей, а он, скотина, все время думал о ней, но не видел ее, видел только движения, но не вникал в их смысл, слышал только голос, интонацию, искал в нем хотя бы намек на согласие, но слов не слышал. Невейский порошок знает свое дело.