Квинт Лициний 2. Часть 2
Шрифт:
– Еще платок и вафельное полотенце, - скомандовал, не оборачиваясь.
Первой, как ни странно, среагировала Тома. Пяток секунд, и затребованное было у меня в руках. Я натянул еще один платок поверх первого. Протер полотенцем Вадиму предплечье, собрал кровь из ладони.
– Держите, - передал ему концы платков, что пеленали рану.
– Держите плотно и пошли в ванную. Вата и бинты есть? Перекись?
– обернулся к Томиной маме.
Ее отчетливо колотило.
Я добавил:
– И корвалол на сахар. Есть у бабушки?
– Валокардин...
– она дрожащими
– У Вадика что, сердце?!
– Сердце у него, определенно, есть, - подтвердил я, - но валокардин - вам.
– Ничего особо страшного, - подвел я итог минут пять спустя. Сделал бинтом перегиб, намотал последние три тура вокруг запястья и закрепил потуже.
– Можно до травмпункта доехать, наложить пару шовчиков. Косметических...
Дядя Вадим усмехнулся, потягиваясь:
– Мда, славно поработали. Баста на сегодня. Люба, давай, мечи пироги на стол. И, это, дай мне, что ли, какую-нибудь Колину майку, - посмотрел на толпящуюся у двери в ванную взбудораженную родню и определил, - пожалуй, по коньячку сейчас будет самое то.
Роль пирогов за ужином исполнял жареный хек с картофельным пюре, желтым от вбуханного туда сливочного масла. После двух торопливых стопариков взрослых ощутимо отпустило, только мама Люба время от времени тревожно косилась на повязку, но та оставалась девственно белой.
Разговор, ради которого я и был призван, случился уже за чаем и был короток.
– Тебе, я слышал, сценарий для вашей агитбригады не понравился?
– развернулся ко мне дядя Вадим.
– И режиссер тоже, - добавил я.
– А тот-то что?
– уточнил он, поглядывая на меня с самым простодушным видом.
– А на Тому заглядывается, - в тон ответил я.
Взрослые дружно заржали.
– Ну, это - не преступление, - ухмыльнулся дядя Вадим.
– Он эту халтуру с серьезным видом делает. Не ощущает политической пошлости сценария. Нет внутреннего слуха. Как та мясорубка, которой все равно, что молоть, лишь бы не заржаветь, - к разговору я готовился, аргументы запас.
– Это хорошая иллюстрация стагнации форм идеологической работы...
Дядя Вадим поднял руку, останавливая мой разгон.
– Верю, - сказал неожиданно миролюбиво, - вопрос в другом. Ты как, поговорить или можешь что-то сделать? Говорунов на кухнях у нас хватает. Можешь - делай.
Я растерялся:
– Вот даже так, значит...
– помолчал, потом признался, - неожиданно.
За столом воцарилась напряженная тишина. Я откинулся на спинку стула и задумался, механически катая между пальцев катышек черного хлеба. Мама Люба по-хозяйски оглядела стол и подкинула мне в тарелку еще один золотистый кусочек хека.
– Спасибо, - поблагодарил я. Поднял взгляд на дядю Вадима.
– А мне дадут?
– Тебе, если возьмешься - дадут, - веско сказал он, а потом, уже другим тоном, добавил, - только учти: подсуживать никто не будет, я не дам, - и пристально посмотрел мне в глаза.
– Это - радует, - кивнул я, принимая условие.
"Харизматичный дядька", - мысли мои разбегались.
– "Так. Ты искал легальную точку входа в систему?
Рядом чуть шевельнулась Томка. На мое запястье под столом легла ее ладонь, легла и чуть сжала мою запястье.
– Хорошо, - решился я, - будем петь и танцевать осмысленно.
Пятница, 20 января 1978, вечер
Площадь Дзержинского
Из черноты неба густо валил мохнатый липкий снег. Рыхлым белым ковром покрылся не только асфальт - на Феликса Эдмундовича словно кто-то напялил маскхалат. У самого входа в Комитет распаренный солдат-срочник елозил по тротуару деревянной лопатой, пытаясь отвоевать хотя бы скромный плацдарм. Втуне - небеса тут же брали свое.
Умиротворено улыбаясь, Минцев похлопал перчатками по погонам, сбивая снег, и шагнул в здание. Предстоящий отчет перед Председателем не вызывал трепета - за свою работу ему не было стыдно.
В приемной Андропова придремал в кресле для посетителей Иванов, только что вырвавшийся с заседания "малой пятерки". Жора забрал у дежурного офицера свою папку и тихо пристроился рядом, настроившись ждать. Но буквально через пару минут дверь кабинета распахнулась, выпуская моложавого полковника погранвойск. Иванов мгновенно встрепенулся, встал и с чувством потянулся. Покосился с интересом на пухлую Жорину папку - за неотложными делами он не успел ознакомиться с последними заключениями экспертов, одернул пиджак и гулко скомандовал:
– Пошли, майор, работать.
– Ну, что ж, товарищи, приступим, - сказал Андропов, когда они расселись вокруг стола.
– Давайте для зачина пройдемся по данным криминалистического анализа.
Жора привычно дернул подбородком влево и мерно заговорил:
– Начну с чернил, как с наиболее оперативно значимой части. Объект перешел на передачу основной информации на фотопленках, но и текст письма о расположении закладки, и надписи на конвертах - там по-прежнему использована авторучка. Наша операция по районированию через добавки в чернила принесла первый успех: мы, возможно, определили район проживания "Сенатора".
– Так...
– Юрий Владимирович с нетерпеливо потер ладони, - показывайте.
Жора расстелил на столе топографическую склейку. Андропов и Иванов тут же подались вперед, разглядывая. Рабочая карта в центральной части города была густо испещрена отметками, некоторые районы обведены.
– Так как поставки партий в торговую сеть были нами тщательно проконтролированы, то мы можем уверенно утверждать, что "Сенатор" приобрел их вот здесь, в этой зоне, - и карандаш пошел вдоль толстой черной линии.
– Она ограничена с севера Фонтанкой, с юга - Обводным каналом, с запада - Лермонтовским проспектом, а с востока - проспектом Дзержинского и Звенигородской улицей. Административно это - восточная половина Ленинского района. Для нас теперь - зона номер один.