Квинтэссенция Кью
Шрифт:
— Она достигла крайней стадии ломки. Они, скорее всего, давали ей высокую дозу, именно поэтому она так быстро подсела.
Огромная волна насекомых поглотила меня, извиваясь и стрекоча, в то время как стремительно ползали в моем мозгу.
— Дай мне это. Я пересплю с тобой. Я сделаю все, что угодно.
Руки отпустили меня, и я повалилась на кровать. Я закричала от боли, но это не могло больше равняться с жаждой.
— Вы должны ей дать что-то. Я сойду с ума, слушая все это.
— Хорошо. Мне кажется это даже к лучшему, если она проспит худшую
Сон. Да. Я смогу сдержать себя во сне. В беззаботном, беспробудном сне.
Что-то ледяное заструилось по моим венам, медленно распространяясь по телу. Вместо ужасной дымки, это было чем-то ясным и свежим, и даровало мне крылья, чтобы унестись прочь от мерзких воспоминаний и оставить все это позади.
Я нашла башню, вернулась в нее, запирая себя глубоко внутри.
Я была в безопасности внутри. Под защитой.
Я больше никогда не покину свое убежище вновь.
***
После того первого утра, моя жизнь стала осколками отдельных фрагментов.
Просыпалась с всепоглощающей нуждой.
Проваливалась вновь в сон.
Приходила в себя, неистово кашляя.
Погружалась в сон.
Просыпалась посреди ночи, чтобы обнаружить измученного Кью, распростертого рядом со мной
Вновь погружалась в сон.
И каждый раз, когда я просыпалась, численность насекомых уменьшалась, поэтому я больше не хотела ни с кем переспать, чтобы получить то, в чем так отчаянно нуждалась.
Однажды днем я проснулась от проникновенной, наполненной страданиями музыки, мелодия которой разносилась по дому.
Ты говорила мне, что достаточно сильная. Достаточно храбрая.
Но сейчас ты лежишь рядом со мной, и все, что я могу делать, — оберегать тебя.
Я здесь для тебя. Я буду рядом с тобой. Помогу тебе преодолеть каждое препятствие.
Но что бы я ни делал для тебя, я не вижу этому конца.
Слова этой песни нашли отклик в какой-то оцепеневшей части моего сердца, но никаких эмоций не проникло в мою башню. Еще с того самого первого дня, когда я едва не умерла от психического припадка, я решила для себя, что никогда не покину ее. Башня была единственной вещью, которая помогал поддерживать жизнь во мне.
Было ли это результатом состояния потрясения или слабости, которые заставили меня уйти глубоко в себя? Я не имела ни малейшего понятия. Я не желала знать, потому что независимо от того, что сподвигло меня к жизни позади мощных стен крепости, я никогда не собиралась покидать ее.
Я знала, что меня ожидает, если я когда-нибудь сделаю это. Я просто не переживу.
Кью находился подле меня, не прекращая своих ночных дежурств. В какое бы время я не просыпалась, он был здесь, чтобы подать мне стакан воды или помассировать виски, если у меня болела голова после лекарств.
Он
Я улыбалась и благодарила его. Я давала ему понять, что ценю его нежность, но на самом деле я желала, чтобы он ушел. Кью не был ни врачом, ни сиделкой. Для предыдущей моей версии он был зверем, мужчиной с несгибаемой волей, который бы никогда бы не позволил мне разрушить его таким образом.
Каждый раз, когда я видела его, — он менялся. Его бледные глаза утратили свое яростное сияние — они ничего не выражали, потускнели, сохраняли бесстрастное выражение и были сосредоточены на внутренних размышлениях.
Если я заперла себя в башне, то тогда он сковал своего монстра цепями и позабыл, кем является на самом деле. Мы оба существовала в другом измерении, в котором никогда не будет «жили долго и счастливо», а также из которого я хотела как можно скорее выбраться.
Я прекрасно понимала, что Кью начал отдаляться от меня, но мне было наплевать. Я хотела, чтобы это было не так. Но в то же время хотела находиться в моей лишенной эмоций башне. И поэтому я позволила ему заботиться обо мне, ухаживать за моим телом, чтобы вывести его из сломленного состояния и привести в здоровое, в то же время, говоря своими действиями безмолвное прощай.
Я позволила ему отдалиться от меня.
Часы сменялись днями, и мои легкие, к счастью, избавились от болезни. Кью почти никогда не отходил меня, но мы никогда не разговаривали. Он чувствовал, что я покидаю его. Когда он смотрел на меня, то прекратил искать моего взгляда, прекратил срываться на мне, чтобы вывести меня из этого состояния.
Я не разговаривала о его делах или же о том через, что ему пришлось пройти, чтобы найти меня. Мы сосуществовали, как незнакомцы — наша расстановка ролей сменилась от любовников до пациентки и сиделки.
К счастью, жуки превратились из мерзких насекомых в назойливых мотыльков и бабочек. Отчаянное желание все еще присутствовало, сводя от боли мои зубы, но я могла его игнорировать.
Даже в моих снах не было эмоций и мыслей. На самом деле, сон был единственной вещью, которая так и не вернулась ко мне. Я старалась дремать, отдыхать время от времени, но по ночам, когда Кью лежал рядом со мной вздрагивая от кошмаров преследовавших его, я пялилась в потолок.
Понимаете, это ненормально. Вы должны горевать. Преодолеть стадии, в течение которых вы справляетесь с виной и находите прощение за содеянное.
Я полностью игнорировала себя. Таким образом, чувствовала себя сильнее. Таким образом, я была живой.
Кью пошевелился рядом со мной, бормоча во сне.
— Я убью тебя. Я убью тебя, мерзавец. — Сжал простынь в кулаке и прорычал: — Я, черт побери, убью... — Он переместил ногу таким образом, что она коснулась моей. Это не причинило боли, но в то мгновение, когда они соприкоснулись, я вновь отправилась прямиком в ад. Моя башня треснула, позволяя вине и страху, и никогда не иссякающему презрению, поглотить меня.