Квинтэссенция Света
Шрифт:
– Заправка, кстати, здесь недалеко, – заметил Мэд, – Элиас говорил, что покупает топливо у солдат, которые окопались на северо-западе. Миль двадцать отсюда.
– Разберемся, – кивнула женщина, – а теперь давайте все по домам! Не будем «кормить» тварей. А вы садитесь и уезжайте быстрее.
– Так и сделаем, – заверил я.
Мы молча погрузились и стали выезжать.
Несмотря на общее одобрение плана командирши, большинству жителей Оаквилла явно не понравилось наше вмешательство в их жизнь. Элиас был их оплотом надежности и веры в завтрашний день. Теперь этим женщинам и подросткам придется выживать самим, и судя по активности «осьминогов» в этом районе, выживание их будет тяжелое.
– Кому сейчас хорошо, – будто прочитав мои мысли, сказал Зимовски.
Я промолчал и просто вывел наш «Опель» на главную дорогу.
Автомобиль, заправленный бензином под завязку, мирно урчал, подрагивая рулем в моих руках.
– Вот так пытаешься спасти хоть кого-нибудь, но руки все чаще тянутся к оружию.
– Тут ты прав, Мэд. Ну и черт с ними. И с девочкой! И с этим придурком Элиасом! И со всем этим городком!
– Не парься, Сара. У нас свои цели в этом умирающем мире, – заметил Мэд.
****
Теперь Оаквилл действительно остался позади.
А мы смотрели, как закат полыхал огнем. И озаряли последние лучи солнца край неба, опаляя облака. И те, рванными сизыми воспоминаниями, поднимались все выше и выше в небеса, страшась жара светила. И наступали сумерки. И были они предвестником страшной тьмы.
VII
– Это ты откуда такие стихи взяла? – Мэд обернулся с переднего сиденья и взглянул на Сару.
Я посмотрел в зеркало заднего вида. Девушка светила фонариком на небольшой потрепанный томик.
– Нашла в «нашем Опеле». Книга валялась под сиденьем.
– Неплохие стихи, – я решил поддержать диалог, – даже немного дают оптимизма.
– Автор Эдвард Грей. Не слышала о нем… хотя, как по мне, строчки слишком депрессивные.
– Это, Сара, просто время такое мрачное, – добавил хриплым голосом профессор, – простите, что встреваю в ваш разговор, друзья. Но так как я себя плохо чувствую, вам самим придется оборонятся этой ночью. Умирать никому не хочется, поэтому прошу вас собрать волю в кулак.
– Ты прав, Фредерик. Но сейчас вроде тихо на дороге, – заметил Мэд, – фонари на машине светят хорошо. Монстров мы увидим заранее.
Будто сочтя его фразу за разрешение немного расслабиться, Сара тихо произнесла.
– Тогда вашему вниманию еще одни любопытные строки. Слушайте.
«Вот горит свеча, разгоняя плотный мрак.Что дает душе твоей: мир иль кавардак?Света лишь клочок? Игру теней во снах?Память о былых причудливых мечтах?Тьму разгонит свет, проведет меня сквозь ночи.Нить протянет светлую, будто твои очи.Так горит свеча, продлевая жизни путь.Один иду в тумане. Надо ль мне свернуть?Справа – тихий старый дом, слева – леса шум.Не уйти без света мне от гнетущих дум.Жар лучины, и ажурный дыма завиток,Этого довольно – тьма читает между строк.Ты сожми в руках пламя той свечи.В сердце сохрани жаркие лучи».– Да, это мне больше нравится, – сказал Мэдисон, – мы тут тоже сейчас сильно от света зависим.
– И едем, будто в тумане – сами не зная, что ждет впереди.
– Кстати, Фред.
– Да, Сара?
– Топлива хватит теперь до Молдрэма?
– Да, мэм. Если кто-то из вас подменит меня по дороге, то сможем доехать без остановок, и уже завтра к утру будем в городе.
– Классно!
Сзади зашуршало.
– Что там у вас? – Мэд снова обернулся.
– Профессор, ты решил вздремнуть.
– С вашего позволения, друзья. Если уж ты, Мэдисон, говоришь, что вокруг тишина и «осьминогов» не наблюдается, то позвольте старому раненному человеку прикрыть свои веки. Очень уж устал.
– Спите, Зимовски, – вставил я, – если что, разбудим.
– Да, устраивайся тут поудобней, Фредерик, давай я немного подвинусь.
– Спасибо, Сара, прошу прощения, что приношу столько хлопот.
– О чем это ты. Все нормально, профессор. А я еще почитаю.
– Только про себя. Хватит с нас рифмоплетства.
– Не нравится, не слушай, Мэд, – Сара подкрепила ответ высунутым языком.
– Вообще-то Мэд прав. Прости, но давай не будем создавать дополнительный шум.
– Ну и зануды вы оба!
Так и ехали молча.
Ночь за окном тоже не радовала разнообразием звуков. Мир не просто спал, а сжался в страхе, не в силах вздохнуть. «Осьминоги» до такой степени запугали местную фауну, что ни мелкая живность, ни даже насекомые не смели показаться в темное время. А крупных животных «осьминоги» просто всех сожрали.
Вдоль дороги пейзаж разноображивали выхватываемые из тьмы редкие деревья и скалы. Они яркими пятнами вырастали из земли всего на мгновение, вспыхивали в поле зрения, и также быстро пропадали, оставаясь позади.
«Осьминогов» нигде не было видно.
И это настораживало.
Правда по моим спутникам этого было не сказать – мою зарождающуюся тревогу, казалось, никто не разделял. Зимовски беззаботно уснул, Сара уткнулась в книгу, Мэд, как и я, пялился на желтую разделительную полосу дороги.
– Куда они попрятались?
– Не знаю, Фред. Может, это какой-то глухой участок дороги. Может, здесь им уже нечего есть.
– А как же мы? – заметила Сара.
– Резонный вопрос, – согласился Мэдисон.
– Ох, лучше об этом не думать. Давайте просто наслаждаться минутами затишья.
– Вот тут соглашусь с девушкой.
– Спасибо, Мэд.
Я стою на краю, и она все ближеПодходит. И звуки все тишеЯ шепчу: «Кто ты?». Она ближе, улыбается.«Я смерть». И стрелка на вечность сдвигается.И я все ближе. К тебе ближе.И все показатели падают ниже.Она шепчет: «Где ты?». Стою, растворяюсь.«Я жизнь». Она ближе. Я мчусь, притворяюсь.Что там вдали, за краем рая?Она знает, я – нет. Просто сгораю.«Смерть? Жизнь? Туман, пустота?» Убегает.«Я вслед за тобой!» Мечтаю. Мечтает.Звуки тише, я ближе: к тебе и себе.Чего же хочу? Не быть в пустоте.