Квинтэссенция Света
Шрифт:
– Ага, я понял. Чувак явно боится темноты, видимо побывал в нашей шкуре, – вяло начал комментировать Мэдисон, – но…
– А мне кажется, – прервала его Сара, – он тут больше говорит о страхе перед незнанием, что будет после смерти.
– Я как раз это хотел сказать, – согласился фотограф, – а еще это вроде про любовь…
– Да ты прям романтик…
– По статистике семьдесят пять процентов созданных произведений искусства так или иначе посвящены любви, – зачем-то сообщил я.
– Откуда такие данные, уважаемый военный журналист?
– Не помню, честно
– Фред, ты решил нас всех на дороге похоронить!
– Простите, отвлекся, – я выровнял «Опель» после небольшого заноса и вновь вперил взгляд на дорожное полотно.
– Да, если нас не убьют твари с тентаклями, то это сделает неуклюжесть мистера Данэма…
– … или операторские подвиги мистера Мэдисона.
– Туше, братец.
– А я смотрю, мальчики, вы любите друг друга подкалывать.
– Да, Сара, у нас с Фредом броманс, хотя он это отрицает.
– Шесть лет совместной работы заставляют иногда беспокоиться и от твоей шкуре.
– Так и есть, старик. Хотя от тебя иногда хочется побольше слов сочувствия и участия в ситуации… – решил уколоть меня Мэд.
– Просто я все еще надеюсь на спокойную уединенную жизнь. Вдали от всех. А ты смирился с тем, что нам вдвоем… а в данном случае вчетвером пришлось сплотиться на время.
– А я не против вашей компании, мальчики. Главное, не отвлекайтесь от дороги и скажите, когда «осьминожки» появятся.
– Читай, Сара, потом еще продекламируешь нам стихи.
– Договорились, Мэд.
И снова тишина пробралась в салон машины. Целый час мы ехали в ночи, больше почти не разговаривая. Профессор все также спал, Сара, почитав, отложила книгу и занялась наведем красоты на своем лице, а затем и в «Опеле». Мэд что-то настраивал в камере – свет в салоне и фонари мы не отключали, поэтому ему было хорошо видно все делали своей камеры.
Да, свет… без достаточной яркости по ночам уже почти три месяца мы знали, что не будем в безопасности. Даже небольшой луч искусственного света дает надежду. Как иронично, в течение жизни люди погружаются во мрак бесчисленных мелких занятий, зарывая себя и даже не осознавая этого. А затем также отчаянно и неосознанно рвутся на свет, особенно в моменты такого кошмара, который окружил нас.
Особенно в моменты отчаяния.
Особенно в моменты кошмара…
Интересно, часто ли за эти три месяца мои спутники думали об отчаянии, хотели ли прервать мрак сложившейся ситуации. Или все же мысли приводили их к свету?
Сейчас в тишине, в ночи, в дороге, такие мысли о дихотомии противоположностей вкрадывались в мою голову с настойчивой упертостью. Я уже хотел нарушить тишину – уж слишком сильно зудело желание поделиться мыслями. Но меня опередила Сара, задав уже набивший оскомину вопрос.
– Слушайте, я знаю, что эта тема уже задолбала всех, и даже мы ее успели немного обсудить, но не до конца, поэтому спрошу конкретно вас двоих, – начала издалека Сара, – как вы считаете, откуда взялись эти «осьминоги»?.. Скажите мне как военные журналисты.
– О, Мэд, ты дождался своего звездного часа. Давай, пали из всех орудий.
– Почему звездного час, Фред?
– Потому что у меня, уважаемая Сара, есть целая теория насчет этих тварей. И заметь, аргументированная теория, – Мэдисон говорил, не откладывая камеру, но лишь искоса поглядывая на девушку, – начнем с того, что «осьминожки» – это не какие-то гребанные инопланетяне, прибывшие к нам с Альфа-Центавра или Альдебарана, а дело рук человеческих…
– А. Я слышала об этой теории, что якобы наши ученые намудрили, что-то с пробирками… по-моему, Зимовски еще об этом заикнулся, когда мы сидели в том кафе…
– Да, в этом вы с профессором правы. Но! – Мэд поднял палец вверх, – Дальше идут важные различия. Согласно моей мысли, это не наши набедокурили, а соседские.
– Ты имеешь в виду Ливран, Эрибию, Федерацию?..
– Да, кто-то из них отправил нам «посылку». «Осьминожки» выведены в чьей-то лаборатории и использованы, как биологическое оружие… Бум! Заголовок нового сюжета! И Нобелевка у нас с Альфредом в кармане.
– И ты в это веришь? – обратилась Сара ко мне, скривив на лице скептическую гримасу.
Я видел ее в зеркало заднего вида и на пару мгновений залюбовался. Да, саркастичное выражение лица, да уставший вид, но все равно красота… хотя может это всего лишь правильно падающий свет и целый год жизни без женской ласки…
– Я считаю, что в теории Мэда есть зерно правды. Но я бы изменил детали.
– Какие? – продолжила расспрос Сара.
– Я уж точно больше верю во внеземное происхождение «осьминогов»…
– Серьезно? – усмехнулась Сара так громко, что чуть не разбудила профессора.
– Да, – невозмутимо продолжил, стараясь не вестись на ее провокацию и не отвлекаться от дороги, – потому что не верю в умы человеческих ученых… ну не способны они пока вывести такую смертоносную живность в таких колоссальных масштабах.
– Допустим. Что дальше, Фред?
– Я за инопланетное проникновение. Но это не разумная интервенция в стиле всех этих фантастических фильмов. А просто стечение обстоятельств – упал метеорит, на котором была вот эта самая примитивная жизнь. Она успела развиться, затем ее нашли некие ученые, скорей всего соседи наши. А уж затем кто-то из верхушки решил поставить на «осьминогах» штамп «Биохазард» и отправить в нашу страну.
– Но для чего, блин!? – градус возмущения девушки снова стал зашкаливать, – почему именно к нам?! Что мы им сделали? Мы же не с кем не воюем открыто!
– Позволю себе заметить, Сара, что для подобных тестов оружия не обязательно развязывать открытый конфликт…
– О, Фредерик, вы проснулись. Простите, я разбудила вас. Слишком громко возмущалась, да?
Я взглянул в зеркало – профессор сел поудобнее.
– Как рука, Зимовски? – спросил я.
– По-моему, пришла пора перевязки, – заметил он, – и отвечая на твой вопрос, Сара, нет, возмущалась ты как раз так, как надо. Просто у нас пока нет ответа на твой вопрос.