Кыся
Шрифт:
Поэтому я попытался слегка и очень осторожно потянуть за эту ниточку. Я снова заглянул Водиле в глаза, тронул его лапой и мысленно спросил:
"Как ты думаешь, Водила, нам еще долго плыть по морю?"
И ниточка не оборвалась! Водила погладил меня по голове и рассмеялся:
– Все, Кыся! Сегодня все блядки по боку. Вечерком сходим в бар - я пивка шлепну, ты попрощаешься с Рудольфом, а завтра в шесть тридцать утра швартуемся в Киле. Так что, Кыся, приготовься к дальней дороге. Ночевать будем только в Нюренберге. Нам, груженым, это весь день топать. Зато послезавтра проснемся, позавтракаем и по холодку в Мюнхен. Это всего
Он ни словом не вспомнил ни про таможню, ни про спецсобачек. Так был уверен в себе.
Завтра, если нам удастся доехать до этого Нюренберга, я ему по дороге кое-что втолкую. Отвлекающих факторов в виде черненьких и беленьких поблядушек не будет, Водила сосредоточится только на своем грузовике и на мне, и я думаю, что успею предупредить его о том, ЧТО он везет кроме фанеры...
* * *
Последний день в этом огромном плавучем автостойбище я провел достаточно тоскливо.
Водила принес мне после своего обеда опять какое-то гигантское количество жратвы и абсолютно свежие сливки. Жрать совершенно не хотелось. Я все никак не мог отойти от утреннего эксперимента. Чтобы не показаться неблагодарным, я все-таки чего-то там пожевал, а в основном прихлебывал сливки. Все думал - как бы мне, не очень сильно нагружая мозг Водилы, осторожно спросить, есть ли у него в Петербурге семья, дети... Ну, что-нибудь примитивное. Не потому, что мне это было так уж интересно, а просто хотелось проверить - не развязался ли тот самый телепатический узелок, который связывал нас уже несколько часов.
Я еще только придумывал упрощенную форму вопроса, как Водила почесал мне за ухом и сам сказал:
– Ничего, Кыся, придем обратно в Питер, тебе не придется в машине кушать. Квартира большая, места много. Жена у меня баба добрая, хорошая. Малость на Боге тронулась, так оно и понятно. Как Настю родила, так все хворает и хворает, и никто ничего сделать не может... Чего-то у нее там с головой. Куда только мы не совались, кому только не башляли - и валюткой, и деревянными. И презентики всякие возил. Ни хрена! Поневоле в Бога уйдешь. Зато Настя, - не смотри, что ей всего одиннадцать лет, такая башковитая девка! Умрешь... На музыку ходит, по-английски чешет обалденно! Я ее счас в частную школу определил... Конечно, отслюнил кому положено, а то - хрен прорвешься. Сам посуди, все учителя не ниже доктора наук! Русский язык этим малявкам профессор с университета преподает, арифметику - член-корреспондент Академии наук... Каждый жить хочет. А то им там в этом университете или Академии плотют - одни слезы. Я тебе, Кыся, между нами, скажу... Я этого даже жене не говорю. Я в эту школу каждый месяц столько баксов отстегиваю, что сказать страшно! Но девка того стоит. Вот познакомишься - поймешь меня...
Потрясающе способный мужик этот Водила! Обязательно надо их будет с Шурой Плоткиным свести. Я даже подумал - а не начать ли мне прямо сейчас передачу серьезной информации? Но Водила погладил меня, запер кабину и ушел, оставив стекла дверей приспущенными.
После его ухода я сбегал в пожарный ящик с песком, и на обратном пути снова заглянул к "мерседесу". Дженни не было. Я вернулся в свой грузовик, впрыгнул в подвесную койку, предательски сохранявшую все запахи Сузи, Маньки-Дианы и Водилы, и
Под вечер я продрал глаза, снова смотался к пожарному ящику - сливок перепил, что ли?.. Опять сделал круг к легковым машинам, убедился в том, что Дженни так и не появлялась, и на всякий случай, прошвырнулся мимо грузовика Лысого.
Какие-то люди уже таскали из кают в свои машины багаж, наверное, чтобы завтра рано по утру не возиться с тяжестями; время от времени по трюму шлялась корабельная обслуга в грязно-голубых комбинезонах, и я, от греха подальше, никем не замеченный, вернулся в свою подвесную койку. И окунулся в воспоминания о прошлой жизни с Шурой Плоткиным.
Водила пришел за мной лишь после одиннадцати. Я сам прыгнул в сумку, и на этот раз Водила не застегнул молнию у меня над головой.
– Ты, Кыся, так аккуратненько поглядывай по сторонам... Тебе это может быть интересным. Последний вечер - они нам могут только соли на хвост насыпать, - усмехнулся Водила, неожиданно закончив фразу любимой пословицей Шуры Плоткина!
* * *
Сначала мы долго ждали лифта, который метался между этажами и никак не хотел опускаться до нашего автомобильного уровня. Потом в лифт набилась туча народу, празднично и нарядно разодетых, и Водиле даже пришлось приподнять мою сумку у себя над головой, чтобы меня не притиснули в давке.
Затем мы поднялись этажа на четыре, а может быть, даже на шесть, прошли по широкому коридору и немного постояли в боковом проходе огромного роскошного салона (я такие только по телевизору видел!), где шел концерт. Уйма людей сидели за столиками, что-то пили и смотрели, как один наш Тип, ростом с моего Водилу, но в белом костюме с белыми шелковыми лацканами, в белых лакированных туфлях, с физиономией полного идиота, безумно довольного самим собой, - очень красиво пел басом.
– Фарца - каких свет не видел!
– тихо сказал мне про него Водила. Но голос... Отпад!
После Типа в белом танцевали шесть девушек в сверкающих платьицах. Одной из шестерых была наша Манька-Диана!..
– Видал?
– шепнул мне Водила.
– Многостаночница!.. И в судомойке вламывает, и шоферню обслуживает, и пляшет - зашибись! Во молодец девка... Счас только так и надо. Иначе - пропадешь. Вон те, две крайние - настоящие балетные, я их в прошлый рейс обеих поимел, так наша Дианочка - ну, ничуть не хуже... Скажи, Кыся?..
И я почувствовал, что несмотря на Манькину коечную неумелость, моему Водиле она все-таки, как сказал бы Шура Плоткин, "классово-социально" ближе, чем эти профессиональные балерины. Хотя Водила их тоже "поимел", по его выражению.
На этом концерт кончился, и мы с Водилой пошли в наш ночной бар.
Народу в баре - масса! Как на антисемитском митинге у Казанского собора.
Мы с Шурой случайно оказались там. Он возил меня к ветеринарному врачу после одной драки, когда четыре посторонних Кота хотели оккупировать наш пустырь. Естественно, я их разметал и троим изрядо начистил рыло. А четвертого, самого гнусного, который располосовал мне всю морду и прокусил заднюю лапу, я честно говоря, придушил насовсем. Но Шура, слава Богу, об этом так и не узнал. Он категорически против подобного радикализма!