Л 5

Малыгин Владимир

А, вообще, безлюдно здесь как-то. И порядка не наблюдаю. Неужели некому было снег со ступенек на входе смести? Да и вокруг вообще убраться бы не помешало… Бардак какой-то…

— Ну, наконец-то! — его высокопревосходительство не побрезговал и встретил меня на пороге своего, а может и не своего, кабинета, стоило только адъютанту доложить о моём прибытии. — Столько срочных дел, а вы в своей Сибири прохлаждаетесь!

Отмахнулся Николай Степанович от моего доклада и пригласил присаживаться к столу:

— Надеюсь, долетели

нормально? И с самолётом всё хорошо? — спросил сразу же, как только я уселся.

— Так точно! — пришлось вставать и докладывать.

— Полноте, Сергей Викторович. Довольно. Присаживайтесь и рассказывайте.

Ну, раз нужно, то можно и рассказать о том, как добрался в столицу. Правда, сомневаюсь, что Батюшина так уж мои дорожные приключения интересуют. Скорее всего, Николаю Степановичу нужно время, чтобы окончательно принять какое-то решение. Какое? Вот в чём вопрос. Особенно если принять во внимание недавнее отречение Николая. Довольно-таки странное отречение.

— Так говорите, всё у вас хорошо? — задумался на миг Николай Степанович. Выбил глухую и причудливую дробь пальцами по лакированной столешнице и решительно выдохнул. — Ладно. Хватит ходить вокруг да около. А скажите-ка, Сергей Викторович, что вы обо всём этом думаете?

— О чём именно? — осторожно уточнил.

— Да обо всё этом! — показал глазами на портрет нового государя Николай Степанович, да вдобавок ещё и характерно так рукой вокруг себя обвёл.

— Ничего не думаю, — попытался увильнуть от разговора. Не вышло.

— Сергей Викторович, — протянул с укоризной в голосе Батюшин. — Ну не хотите мне говорить, так это ваше право. Догадываюсь, что вам было запрещено ранее говорить с кем-либо на подобные темы, но сейчас не тот момент… Да и этот кабинет предполагает относиться к его хозяину с куда большим доверием и откровенностью… Не находите? Нет? Жаль, очень жаль. Тогда хотя бы меня выслушайте, мои выводы и предположения. Глядишь и передумаете играть в молчанку…

Генерал поднялся на ноги, жестом придержав меня на месте. Шагнул к окну, выглянул на улицу и развернулся ко мне лицом:

— Николай Александрович сразу же после отречения уехал в Крым. Вместе с семьёй.

Шагнул вперёд и развёл руками:

— Не понимаю! И всё! Такие блестящие победы! Одно только взятие Проливов чего стоит! А Константинополь? И после всего этого добровольное отречение… Не понимаю! И ладно бы Михаилу Александровичу державу передал, это бы мы все поняли и приняли. Но, кому? Олегу!? Мальчишке!

Николай Степанович шумно перевёл дыхание, присел к столу и тут же снова вскочил, отошёл к стене:

— Ходят упорные слухи, что настоящей причиной отречения стало совсем другое — Государь испугался старого пророчества…

Батюшин замолчал, потянул драматическую паузу, словно вынуждая меня проявить любопытство и заинтересоваться только что сказанным. А мне не любопытно. Я про это пророчество давно знаю, ещё оттуда, из той своей жизни. И меня сейчас весьма настораживает вся эта нарочитая патетика. Как-то подозрительно она выглядит в этих стенах. На кого рассчитана? Точно не на меня… А, тогда, на кого? А пауза-то затянулась. Похоже, придётся очень аккуратно подыграть Николаю Степановичу:

— Не слышал. Что за пророчество?

— Не знаете? Странно. И про монаха Авеля не слышали? Ну как же? Впрочем, вполне возможно. Сей монах весьма искусно пророчествовал. Видел, так сказать, будущее… И рассказывал о своих видениях государям. За что неоднократно был взят под стражу и отправлен в заключение. Видимо, не совсем добрыми были те предсказания… — Батюшин мягко оттолкнулся от стены и, бесшумно ступая, переместился к столу, наклонился в мою сторону. — Скорее, совсем недобрыми… Вам это ничего не напоминает?

— Нет. А это должно мне что-то напоминать? — постарался не выказать своих эмоций. Да что он всё ходит вокруг да около? Давно пора переходить к делу!

— Не знаю, не знаю… И знаете, что самое интересное? — наконец-то выпрямился Николай Степанович, перестав нависать надо мной. — Все эти так называемые пророчества сбывались!

— А я-то тут при чём?

— Сергей Викторович, похоже, вы в своей Сибири успели забыть о том, какое ведомство я имею честь возглавлять. Неужели думаете, что и ваши так называемые пророчества остались мне неизвестными? Я даже знаю о том, что именно вы напророчили Николаю Второму.

— И что? — не стал отказываться. Ну, знает, велика ли беда. Я и правда никому об этом не рассказывал. Никому, кроме Марии Фёдоровны. Значит, утечка произошла из окружения, причём ближайшего окружения, государя. Уже бывшего государя.

— Да то, что ваши слова полностью совпали со словами Авеля! Вы знали о том, что Император Павел перед своей смертью оставил запечатанное послание для своих потомков, которое нужно было вскрыть ровно через сто лет?

Кивнул утвердительно головой. Кивнул и сразу же спохватился. Только уже поздно было. Поймал меня Николай Степанович.

— А ведь в начале разговора вы уверяли, что ничего не знаете… Но, ладно. Пока пропустим. Тогда вы должны знать, что в этом послании предсказывалась и недавняя война, и скорая страшная гибель всей царской семьи! — Батюшин перестал, наконец-то, нависать над столом и сел на стул напротив. И, чуть понизив голос, проговорил. — И вы ведь, Сергей Викторович, говорили государю то же самое!

— И что? — ещё раз повторил свою недавнюю фразу.

— Если бы не ваши высокие заступники, сидеть бы вам в Петропавловке за свои пророчества! Вот что! А вы легко отделались… Вас всего лишь отлучили от двора… Предполагаю… Да что там предполагаю, знаю! Именно это вам и было нужно на самом-то деле! Свобода! Относительная, конечно. Но, тем не менее свобода…