«Л» – значит люди (Сборник)
Шрифт:
– Я его остановил, – зачем-то уточнил Корнеев.
– Как?
– Дублей видишь? Я сделал дубля и дал ему приказ – крепко держать Колесо Фортуны и производить следующего дубля, уменьшенного в размерах и с той же базовой функцией.
Схватившись за голову, я простонал:
– Научил я тебя, Корнеев. Базовая функция… Ты, может, еще на бумаге эту программу составил?
– Ага, – подтвердил Витька. И с людоедской радостью добавил: – А вчера у тебя на «Алдане» проверял. Могучая машина.
– И что вышло?
– Что число дублей будет бесконечным, а сила торможения
…Вскоре мне стала ясна вся картина происходящего. Витьке, для его грандиозной идеи превращения всей воды на Земле в живую, не хватало самой малости – устойчивости процесса. Придуманная им цепная реакция перехода обычной воды в живую останавливалась от шума проезжающей машины, чиха Кащея или выпадания града в соседней области. И тут-то Витьку осенило. Если остановить Колесо Фортуны в тот момент, когда процесс перехода воды идет хорошо, то удача останется на его стороне! Вся вода в мире станет живой, для исцеления ран надо будет лишь облиться из ведра или залезть под душ, чтобы вылечить ангину – прополоскать рот. Врачи станут ненужными, войны потеряют смысл… И Витька придумал гениальную идею с бесконечным количеством дублей, что будут с бесконечной силой тормозить Колесо.
План его удался лишь частично. За те секунды, пока Колесо Фортуны останавливалось, лаборантка в отделе Универсальных Превращений уронила умклайдет на диван, инвентарный номер 1123. Результаты были катастрофические. Вода стала превращаться не в живую и даже не в мертвую, а в дистиллированную. Ничего страшного в этом не было, во всяком случае, пока процесс не дошел до морей и океанов. Но шел он теперь безостановочно, ибо Колесо Фортуны стояло.
В этот самый миг жизнь людей радикально изменилась. У меня, так же как у Корнеева и еще примерно половины человечества, началась нескончаемая полоса невезения. У Эдика Амперяна и прочих счастливчиков началась бесконечная полоса удач.
Бесконечная!
Я даже зажмурился от осознания этого факта. Я представил, как Амперян поит меня своим гореутолителем… и он действует, я становлюсь счастливым, хоть мне и не везет. У меня ломается «Алдан» – а я доволен. У Витьки не получается простейшее превращение – он тоже счастлив. Потому что Эдик изобрел… Да что я привязался к Эдику! Человечество отныне разделилось на две категории – везунчиков и неудачников.
Представив, как меня сочувственно хлопают по плечу «везунчики», я не выдержал и заорал:
– Корнеев, запускай Колесо обратно! Немедленно!
– Не могу, – хмуро сказал Корнеев. – Что я, дурак, что ли? Сам знаю, надо запускать, пока магистры не узнали. Позора не оберешься…
Последнюю фразу он произнес с мечтательным выражением, словно смакуя предстоящий позор.
– Почему не можешь? – Я поправил очки и растерянно оглядел бесконечный ряд дублей. – Прикажи им, пусть толкают Колесо, со своей бесконечной силой… черт бы ее побрал!
Одно из стоящих вблизи изваяний слегка шевельнулось. Витька вперил в него грозный взгляд, и черт окаменел вторично.
– Глаз нет, да? Совсем слепой? – с акцентом Амперяна, но с собственной грубостью поинтересовался
Я подошел к Колесу и убедился, что двухметровой ширины лента действительно разделена тонкой щелью. Концы разрыва подрагивали, словно кончики стальной пружины.
– А зарастить нельзя? – шепотом поинтересовался я. – Ты же… это… умеешь. Помнишь, червонец мне склеил?
Витька грустно кивнул. И докончил свой печальный рассказ.
Оказывается, когда Колесо Фортуны остановилось, оно тут же лопнуло. Концы обода стали дергаться, носиться по залу, разбрасывая дублей и перекручиваясь во все стороны. Когда наконец ошалевшие от неожиданности дубли и перепуганный, а от этого грубый более, чем обычно, Корнеев поймали их, установить, где левая, а где правая сторона, где верх, а где низ ленты уже не представлялось возможным. Корнеев кое-как совместил концы порванного обода, но уверенности в своей правоте не имел.
– Что, если я его лентой Мебиуса соединил? – хмуро сказал он. – Что будет?
Я пожал плечами. Корнеев, слегка подпрыгивая на ободе и светясь все более энергично, стал рассуждать:
– Может так получиться, что любая наша удача превратится в неудачу. И наоборот. Или же удачи и неудачи сольются воедино…
Увлекшись, он перегнулся назад и, кувыркнувшись через обод Колеса, полетел вниз.
– Знаешь, Витька, – садясь для безопасности на пол, сказал я, – лучше уж соединение удач и неудач, чем сплошная невезуха.
– Невезуха, – потирая затылок, горько сказал Корнеев. – Надо это прекращать…
– Я-то зачем тебе понадобился? Рассчитать, правильно ли соединен обод? Это я и без «Алдана» скажу. Пятьдесят на пятьдесят.
– Понимаю, – неожиданно мягко признался Корнеев. – Но не могу же я сейчас сам решать, правильно ли Колесо соединено! Я же теперь невезучий, обязательно ошибусь!
– А я везучий? Мой совет тебе не поможет!
– Понял уже…
Мы немного помолчали, разглядывая неподвижное Колесо Фортуны. Господи, ну и дела! Что сейчас с людьми происходит! Есть, конечно, и счастливчики…
– Витька! – прозревая, завопил я. – Нужно спросить у человека, которому везет! Он не ошибется!
– А кому везет? – тупо спросил Корнеев. Временами он был самим собой.
– Амперяну. Точно знаю, он универсальный гореутолитель сублимировал.
– Сейчас спросим, – оживившись, сказал Корнеев, доставая из воздуха телефонную трубку. Послышались долгие гудки.
– Амперян сейчас дома, я его спать отправил, – торопливо подсказал я. Витька отмахнулся – не важно.
Трубку наконец-то взяли.
– Эдик! – громовым голосом заорал Корнеев. – Извини, что разбудил, это Сашка, дубина, настоял. Скажи только одно – и можешь вешать трубку: правильно соединили?
– Нет, – буркнул Амперян чужим со сна голосом и повесил трубку.
Витька небрежным жестом растворил в воздухе свою и радостно улыбнулся:
– Видишь, Привалов, получилось! Бывают и у тебя озарения!
Он небрежно схватился за один край порванного обода и без всяких видимых усилий перевернул его на сто восемьдесят градусов. Интересно, а в ту ли сторону повернул?