Л.П. Берия и ЦК. Два заговора и «рыцарь» Сталина
Шрифт:
Допустим и то, что никто из участников Тегеранской и Ялтинской конференций не заметил нахождения вблизи Сталина юного Сирожи, благодаря мудрым советам которого и был обеспечен успех в переговорах. Я напоминаю, что в Тегеране Сироже было всего 18 лет. Но уже мудрым был. Знатоком человеческих душ и всяческих связанных с этим нюансов. Сам Сталин с ним советовался по этим вопросам. Воспоминаний участников этой конференции довольно много. Но нигде нет даже намека на присутствие сына Берии.
Допустим, что тоже секретность и прочая необходимая в той ситуации таинственность.
Но вот в 1942
Вот что в его письме было про Кавказ в 1942 году: «Впервые я встретился с этим Берия, будь трижды проклято его имя, в 1942 году во время его поездки в Закавказье. Для работы к нему была прикомандирована группа из Генштаба, возглавляемая генерал-лейтенантом Бодиным. В составе этой группы был и я. В Закавказье были около двух месяцев. За этот период все задания по работе я получал от своего непосредственного начальника генерала Бодина. С Берия никаких непосредственных дел не имел. Видел его несколько раз на совещаниях и один раз при выезде для осмотра оборонительных рубежей в район Махачкала, Грозный».
И все. Сынка опять никто не заметил. Я не думаю, что генерал Штеменко стал бы в той ситуации, в которой он оказался после ареста министра МВД, утаивать факт, что во время войны младший Берия служил у него радистом. Штеменко дураком не был, он понимал, что если хоть о малейшей мелочи, связанной с Берией, он запамятует, то все его оправдания не будут стоит ломаного гроша. Обвинят в том, что факты скрыл.
А уж не знать, что в соседнем с ним кабинете сидит отстукивает морзянку сын самого Лаврентия Павловича!.. Простите, никогда в это не поверю.
Тем более сам Серго написал так: «…я попал на Северный Кавказ с группой офицеров Генерального штаба, оказавшись в непосредственном подчинении Сергея Матвеевича Штеменко. Вместе с ним, как начальник радиостанции, участвовал впоследствии во всех операциях, проводившихся в тех местах. И должность, и звание – лейтенант – были более чем скромные, но увидеть тогда довелось немало. Я обеспечивал связь с Закавказским фронтом и Генеральным штабом и благодаря своей должности смог бывать на самых ответственных участках, так как Штеменко был человеком энергичным, предпочитал все видеть собственными глазами».
Вот как можно было бегать мимо такого геройского начальника радиостанции, спотыкаться о него и в упор не замечать. Да еще фамилия у радиста – Берия!
Но если уж в письме Штеменко не мог вспомнить о радисте Сироже, то точно вспомнил бы на допросе у следователя. А его ведь и допрашивали, как свидетеля, по делу Берии. Выясняли его отношения с Лаврентием Павловичем и роль Берии в обороне Кавказа, где нарком НКВД, являясь представителем Ставки, занимался чем-то похожим на саботаж обороны. Но и в протоколе допроса нет ни слова о радисте Сироже.
И не только службой радистом при Штеменко
«Я видел Буденного, находящегося, как мне показалось, в состоянии прострации. Когда отец приехал к нему, тот начал убеждать: «Незачем эти мандариновые рощи защищать, надо уходить!» Отец, хотя и знал, что, как военачальник, представлял собой маршал Буденный, был поражен. Командующий фронтом не мог внятно объяснить, где какие части находятся, кто ими командует. Когда он докладывал отцу об обстановке, тот сразу понял, что больше говорить не о чем. Прервав разговор, отец начал вызывать к себе командиров всех рангов и выяснять, что же там происходит в действительности.
На моих глазах делали карту боевых действий, а маршал Буденный сидел в сторонке с отсутствующим взглядом. Мне показалось, что он вообще толком не понимает, о чем идет речь».
Уж не знаю, что там была за обстановка, если Семен Михайлович, заслуживший еще в Первую мировую пять Георгиевских крестов, впал в прострацию, а Л.П. Берия, в своей прежней жизни ничего громче выстрела из нагана не слышавший, быстро сориентировался и приказал карту рисовать, но фишка в том, что в прострацию, если бы такая встреча состоялась, впал бы сам Лаврентий Павлович.
Потому что кулак у Буденного был довольно тяжелый, после удара по наглой морде начальник милиционеров долго искал бы пятый угол. Проблема в том, что не смог Семен Михайлович в те дни на Кавказе поймать за хвост этого горного орла. А очень хотел.
После ареста Берии в 1953 году и выхода Постановления ЦК КПСС, в котором он был назван иностранным агентом, Буденный начал кое-что переосмысливать из прошлого, связанного с Берией, с обороной Кавказа. И написал на имя министра обороны СССР официальное письмо, я его текст тоже приведу в соответствующей главе. В этом письме он и изложил то, как очень хотел встретиться с Лаврентием Павловичем и посмотреть ему в глаза, но тот поспешил из Тбилиси смыться в Москву, не захотел явиться на рандеву.
Согласитесь, что доверия к информации маршала, изложенной в официальном письме министру обороны, должно быть чуть больше, чем к рассказам Сирожи, уже удивившего нас полетом над Пенемюнде.
Вы еще не начали подозревать, что Сирожа в 1942 году на Кавказе не был? Следовательно, ни в каких радистских войсках начальником рации при Сергее Матвеевиче Штеменко не служил и вся его боевая биография, с большой долей вероятности, является вымыслом.
Согласитесь, описание заброски на Пенемюнде через Иран, в котором отважные немцы-антифашисты за пару месяцев походя вскрыли всю немецкую агентурную сеть, – такого крутого сюжета даже в бондиане найти невозможно.